Когда наша делегация посетила тюрьмы Ревеля – в подвалах замка и в двух из башен – они обнаружили несколько десятков русских моряков с судов, которые пытались пройти через шведскую блокаду. Они с радостью согласились перейти к нам на службу. Вдобавок мы спасли полдюжины купцов, и даже одного священника – отца Иосафата, который сразу согласился занять вакантное место отца Никодима. Мы приказали Лилиенштейну, чтобы каждому из них городское правительство выплатило достаточно весомую компенсацию за неправедное задержание.
Кроме того, ребята изъяли все протоколы местных судов. В почти половине случаев приговоры были явно несправедливыми, и всех осужденных по этим приговорам мы приказали выпустить, а судей, приговоривших их, арестовать. В процессе дознания быстро выяснилось, кто именно платил судьям за выборочное правосудие – и половина городского совета, равно как и немало купцов и местных помещиков, заняли освободившиеся места в местных Тауэрах наряду с продажными судьями.
В числе несправедливо арестованных было несколько адвокатов – их мы попросили заняться проверкой судебных решений в имущественных спорах, причем процессом руководили наши ребята-юристы. Узнав об этом, в нашу канцелярию рекою потекли доносы – а когда мы объявили, что явка с повинной смягчает наказание, река превратилась в Амазонку. Вскоре ряд решений были пересмотрены, и за решетку перекочевали новые судьи, равно как и те, кто давал им на лапу.
Потом мы посадили наших адвокатов за проверку смертных приговоров. Здесь я объявил, что каждый неправедно оговоривший человека, получившего смертный приговор, равно как и любой судья, получивший взятку и вынесший подобное решение, может избежать смертной казни, если добровольно это признает. Тогда наказание ограничивалось длительным тюремным сроком и конфискацией всего имущества, кроме того немного, что могло обеспечить их родителям, супругам и детям небогатое существование. Но даже это было предпочтительнее, нежели альтернатива.
После этого ревельцы как с цепи сорвались – к многочисленным доносам добавились признательные показания и от судей, и от взяточников. Более того, называли лиц, информация про которых так до тех пор и не выплыла. Я приказал как можно дотошнее проверять доносы – многие, как я и полагал, оказались обычной местью, другим за недоказанностью решили хода не давать. Но зачастую приходили чистосердечные признания от тех, кого решили не трогать из-за недоказуемости, так что уйти от кары удалось, вероятно, единицам.
Среди осуждённых за мелкие кражи мы обнаружили даже маленьких детей, мальчика семи и девочку девяти лет. Их мы взяли к себе – подумали, наплачемся с ними, но все равно решили, что нечего таким молодым сидеть в застенках. Шестерых же подростков от четырнадцати до шестнадцати лет мы потребовали перевести в более теплое помещение и обучить чтению, счету и какому-либо ремеслу. Мэру лично я сказал, что проверю через полгода, и горе ему и всему его совету, если мой приказ не будет выполнен.