За это время я посмотрел Бремен, съездил в Гамбург и Любек, а софт все работал и работал. И, в одно прекрасное утро, мне было неожиданно сказано – мол, спасибо, можешь возвращаться. Я попробовал позвонить жене, мол, приезжаю, но наш номер все время был занят.
До Штутгарта я добрался лишь поздно вечером – сначала самолет с опозданием прилетел в Бремен, затем вылет отложили из-за тумана, потом задержали еще на два часа из-за неисправности… После этого, мы еще долго ждали очереди на вылет. Но ефрейтор Рамирес, которому было поручено меня встретить, все же дождался меня и довез до самого дома, а затем помог мне поднести чемоданы. Открываю дверь и вижу посреди гостиной такую сценку: толстый плешивый немец – начальник моей жены – лежит на ковре на спине в несколько неодетом виде, а моя сладкая на нем в позе всадницы, и ее отвислые груди летают вверх-вниз.
Кончилось все это тем, что она в ту же ночь ускакала к своему ненаглядному, а на следующее утро мне пришлось срочно отправиться во Франкфурт – там обнаружилась очередная проблема. Через неделю, когда я опять приехал домой, то увидел, что большая часть мебели отсутствует. Остались лишь старый диван, обеденный стол с двумя табуретками и деревянной скамейкой, да гостевая кровать, тоже не самая новая. В спальне на полу валялась куча моей одежды, сброшенной на пол из ныне отсутствующего шкафа, и порезанной ножницами на ленточки. На кухне весь пол усеян черепками и осколками от той посуды, которую она не захотела брать с собой. А на столе лежала картонная коробка с моими документами (слава Богу, хоть их она не испортила), и рядом с ней – письмо от ее адвоката с требованием содержания для его клиентки в размере половины моей зарплаты, ну и многого другого.
Впрочем, получив письмо с описанием выкрутасов моей ненаглядной, засвидетельствованных все тем же Рамиресом, с приложенными фотографиями, адвокат ее резко пошел на попятный, и от первоначальных требований не осталось практически ничего. А еще через два месяца я уже был вольной птицей. Но армия мне после этой истории осточертела, и, по истечении четырех лет службы, несмотря на все увещевания и заманчивые предложения начальства, я ушел в запас и перешел на работу в одну из компаний, готовивших программное обеспечение, за разработку которого я раньше отвечал.
Я стал иногда, как в детстве, ходить в русскую церковь. На службу народ приходил разный. Тут были либо старые эмигранты, либо греки, болгары и сербы. Так что я выделялся на общем фоне. И вот, в один прекрасный день, в храм вошел коренастый человек с военной выправкой, лет сорока от роду. После службы он подошел ко мне.