О дивный Новый Свет! (Дынин) - страница 32

Про Сару я инстинктивно решил не рассказывать, и продолжил:

– Вся информация – от них. Впрочем, белые здесь по-настоящему начали селиться во второй половине восемнадцатого века, так что мы уже знали, что мы здесь не позднее июня тысяча семьсот семьдесят шестого года. Но оказалось намного раньше.

– Леша, а вы не хотите прогуляться по палубе? Посмотреть на закат?

– Конечно, – и я галантно, как мне показалось, приготовился взять ее под руку. Она лишь горько засмеялась:

– У нас это не всем нравится – считается пережитками буржуазных привычек.

Но руку дала, и мы прошли по лестнице вверх на палубу. Мне, конечно, хотелось зайти к себе за камерой – после утреннего купания, я нашел ее на столике своей каюты – но потом решил, что еще успеется. Тем более, что проявлять пленку тоже было негде.

9. Глядя на луч пурпурного заката…

Мы стояли, наблюдая за тем, как солнце уходит за холмы. Становилось прохладно, и я снял ветровку и накинул ее на девичьи плечи. Она посмотрела на меня, улыбнулась, и вдруг попросила:

– Леша, расскажите мне о той… другой… Лизе.

– Она тоже была из эмигрантской семьи. Фамилия ее была Долгорукова.

– Как странно… это была девичья фамилия моей мамы. Она ее потом всю жизнь скрывала, а мне рассказала, когда я уже выросла. Поэтому она и уехала из Москвы в Одессу и взяла бабушкину фамилию Либих. В Одессе, евреи думали, что она была одной из них, и поэтому ей было легче. А фамилия бабушкина немецкая – первый Либих, прибывший в Россию, служил царю Петру Первому. Только вы не подумайте, по маминым словам, бабушка всегда говорила, что она русская и никакая не немка, и я тоже так про себя считаю…

– И правильно. У меня часть предков – поляки, и что? Я тоже русский, хоть и русский американец. А прадеда у Лизы звали Иван Андреевич Долгоруков.

– Мою маму зовут Елена Андреевна… у нее был младший брат Ваня, который учился в Кадетском корпусе, а потом ушел на Дон. Больше она от него ничего не слышала. Мама с бабушкой думали, что он погиб.

– Да нет, выжил, воевал в Сибири, на Дальнем Востоке, ушел потом сначала в Харбин, потом в Америку. Там стал профессором математики в одном из калифорнийских университетов. Рассказывал Лизе про семью – отец его погиб в Первую Мировую, а про судьбу мамы и двух сестер Иван Андреевич ничего не знал.

– Бабушка и тетя Зина умерли от тифа в начале двадцатых… А другой родни у мамы не было. Папа у меня тоже не из Одессы – он родился в Москве, но преподавал в Одесском Государственном Университете, а, когда немцы подходили к Одессе, записался в ополчение и в первый же день погиб.