С пультом управления Маню обращался поистине виртуозно: яркий автомобильчик на предельной скорости носился по полу, ловко огибая встречные препятствия.
Элль удивляло, как Маню, с его интеллектом и уровнем развития, умудряется воистину виртуозно исполнять и на аккордеоне, и на губной гармошке сложные музыкальные произведения. Как? Она обратилась за разъяснениями к мужу, но Джереми только пожал плечами. Ей ничего не оставалось, как принять Маню таким, каков он есть, не вдаваясь в никчемные домыслы.
И если Элль довольно быстро сумела найти ключик к сыну Мари, то ее мужа Маню по-прежнему боялся как огня и словно испарялся, стоило лишь тому появиться в поле его зрения. Элль недоумевала, что могло послужить этому причиной, — Джереми не давал повода для опасений; но у Маню, когда она заводила с ним речь о Джереми, глаза становились круглыми от страха. Не помогало даже упоминание о Филиппе, которого Маню называл Липом. Недолго помучившись, Элль прекратила попытки приучить Маню к мужу.
С Мари у Элль установились самые доверительные отношения. Пожалуй, еще ни с кем она не была настолько откровенна. Они разговаривали обо всем на свете, в частности о Луазо, и Элль смеялась, что теперь обладает потрясающим количеством «компрометирующего материала» на Филиппа. А Мари, в свою очередь, узнавала подробности о взрослой жизни племянника, который, по ее словам, удрал из дому, как только появилась уважительная причина — окончание школы. К рискованным занятиям Филиппа Мари относилась спокойно — на то он и мужчина, чтобы быть дерзким и бесстрашным — и гордилась им: принесла и показала Элль фотографию Луазо на вершине Эвереста, вырезанную из какого-то журнала. Мари больше интересовала Аделаида, о которой упомянула Элль, рассказывая историю своего знакомства с Джереми.
Ровно в полдень Джереми откладывал в сторону нотные листы и отключал компьютер, после чего молодожены отправлялись на длительную прогулку. У них уже появились излюбленные места, но еще не пропал исследовательский интерес, и, в зависимости от настроения, они либо уходили в поисках новых «неизведанных» троп, либо шли к неглубокой заводи у маленького водопада, прозрачная вода которого прыгала по заросшим мхом валунам, словно по ступенькам лестницы, пока не успокаивалась в озерце с каменистыми берегами. Вода в заводи была прозрачной, как стекло, и не такой холодной: она успевала к их приходу достаточно прогреться, чтобы можно было купаться. Набродившись вдоволь, они возвращались, обедали, Джереми опять садился за работу, и Элль частенько оставалась в комнате вместе с ним. Мужу она не мешала: когда Джереми писал, он в буквальном смысле слова отключался от внешнего мира. Сама она не тяготилась собственным бездействием, наоборот, Элль очень любила наблюдать за работой мужа. Джереми говорил, что, несмотря на кажущуюся отстраненность, он всегда чувствует ее присутствие, и оно не только приятно ему, но и помогает работать.