— Хорошо, правда? — взволнованно сказала Майя.
— Майечка, — срывающимся голосом начал доктор, — ты меня должна выслушать… Я долго думал… Я хочу сказать…
— Погоди, погоди, — остановила она, — сейчас нельзя говорить, сейчас нужно смотреть, смотреть. Вон видишь — взошло солнце, радостное, молодое, новое. Не понимаю, почему на берегу так пусто, почему люди не любуются этим восходом. Прислушайся — ты слышишь, как звенят, как поют солнечные лучи. — Разведя руки в стороны, Майя пошла вдоль реки по узкой тропинке навстречу солнцу. Казалось, она вот-вот взлетит и станет недосягаемой.
Безродный догнал её и грубовато ухватил за руку.
— Не хочу, не могу больше скрывать — я люблю тебя, слышишь? Люблю! — почти крикнул он, до боли сжимая её плечи.
Она вырвалась и пошла вдоль берега.
— Это… Это пошло.
— Как? Признаваться в своих чувствах ты считаешь пошлостью? — оторопело спросил он. — Однако странные у тебя понятия о пошлости.
Ничего не видя перед собой, Майя торопливо шагала вдоль берега. В сердце у неё клокотал необъяснимый гнев на Безродного — ну зачем, зачем он говорил… Его признание обидело и возмутило её.
Сзади тяжело ступал Безродный.
— Знаю, ты влюблена в Бушуева, — ожесточенно цедил он. — Но пойми, у него семья — жена, сын. Неужели ты хочешь разбить семью?
Майя остановилась. Ей хотелось дерзко бросить в лицо доктору: нет, не хочу разбивать семью, но ты прав — я люблю Фёдора Ивановича, люблю, и никто не запретит мне любить его! Я люблю смотреть в его глаза — умные, красивые, люблю его руки — сильные, ловкие руки хирурга, люблю его голос — негромкий, уверенный, люблю его смех — заливчатый, душевный. Я люблю даже капельки пота на его широком лбу, когда он весь в белом колдует над операционным столом, и только я одна вижу, как упрямо он сражается за человеческую жизнь. Я люблю в нём всё и молчу, я никогда не скажу о своих чувствах любимому.
— Пойми, Майя, это безрассудство — любить женатого, — увещевал Безродный.
— Какое тебе дело до моих чувств. Ты мне не судья!
Все это сейчас живо припомнилось Майе, ей даже показалось, что доктор Безродный только что сказал о своей любви, и она со страхом взглянула на него. Но нет. Поёживаясь от стужи, он молча брёл протоптанной в снегу тропинкой.
Майя сперва боялась, что вернувшийся из окружения Безродный вновь станет говорить ей о своих чувствах, вновь начнет приставать со своими излияниями… Потом она с удовлетворением заметила, что железный ветер войны намертво погасил в его сердце прежние чувства.
Когда-то Майины подружки диву давались: к ней расположен такой выгодный жених, а она сторонится. Майя знала: доктор Безродный всеми уважаем в больнице, его ценил Фёдор Иванович, а ей он не нравился! Доктор Безродный отталкивал Майю своим постоянным стремлением быть на виду у всех. Он любил выступать на пятиминутках, на консилиумах. Если кто-то из персонала говорил о каких-то самых незначительных неполадках на его дежурстве, доктор Безродный вспыхивал, оправдывался и непременно оставался в кабинете главврача, чтобы доказать свою непричастность к неполадкам. Однажды машинистка случайно пропустила в праздничном приказе фамилию Безродного. Он чуть ли не до слез расстроился, а потом при всяком удобном случае мстительно говорил о нерадивости машинистки и, кажется, будь на то его воля, прогнал бы женщину с работы.