— Что за чушь! Она влюбилась не в запись, а в самого Дэвида!
— Они знакомы?
— Да. Не знаю, насколько близко, но ты узнай и прими меры. Не медли с этим. Ты меня понимаешь?
На другом конце провода воцарилось гулкое молчание. Филипп повесил трубку и закурил. На газетные строчки упало забытое поленце пепла и тут же рассыпалось.
* * *
Дневной свет придавал их встрече оттенок недозволенности, хотя вскоре прозрачная стена, отделявшая убежище влюбленных от сада, перестала искриться на солнце, померкла, затуманилась, и за шариками аккуратно остриженных кустов распласталась темно‑синяя туча.
Дэвид был молчалив, он словно торопился, старался успеть выплеснуть из себя последние стоны раньше, чем их заглушит барабанная дробь ливня. Когда, утомленный, уткнувшись в черную подушку, как в небытие, он успокоил дыхание и чуть стиснул пальцы на дрожащих бедрах Люсии, в окно обрушился ливень, словно стараясь раздавить лежащие тела. Вода встречала на своем пути такую же прозрачную стену и падала вниз, унося в землю обиду поражения. Казалось, что крупные капли, объединившись в натиске, бьются только в их окно, что стоит пройти незаметно в соседнюю комнату, и там будет тихо и светло, как десять минут назад.
Дэвид приподнялся на локте и стал искать пепельницу.
— О чем ты думаешь в такие моменты?
— Я не смог бы описать, что я думаю, даже когда прикуриваю, потому что «не погас бы огонь» — только тысячная доля всех мыслей, заполняющих голову.
— Дэйв, тебе хорошо со мной? — Люсия всем телом подалась вперед, и на ее лице застыло напряженное — брови домиком вверх — ожидание, как в немых кинокартинах начала века. Она была настолько серьезна, что Дэвид не выдержал и снисходительно улыбнулся.
— Разве ты сомневаешься в этом? — он ласково дотронулся до ее щеки.
— Мне страшно.
— Отчего же?
— Чем это кончится? — Стук дождя сделал ее чрезмерно откровенный вопрос еле слышным.
— Какая разница, моя хорошая? Разве мы любим сказки только за хеппи‑энд?
— Ты думаешь, что все будет плохо? — На ее глазах выступили слезы. Дэвид отставил дымящуюся пепельницу, соленый вкус придал его ощущениям остроту и он снова прижал к себе шелковистое юное тело.
— Нет, все будет хорошо!
Любитель и знаток плотских утех, он не мог, да и не старался понять, почему сейчас, с этой девушкой, словно переживает вторую юность. Подобное с ним бывало и раньше, что, наверное, есть непременное следствие разности в возрасте, но никогда еще это не было более чем игрой, забавой. Сейчас же ему казалось, что стоит злосчастной судьбе вырвать из его рук это нежное создание с просящими глазами, и он просто расползется на части, как ветхая половица. Он не находил в Люсии ни единого изъяна. В ней ему нравилось все: запах, кожа, голос, походка. Всякой частью себя девушка органично вплеталась в его мир, не разрушая былого порядка, но делая привычное положение вещей более красивым и значимым.