— Только не это, моя дорогая, национализмом я сыт по горло. — У Филиппа вдруг вырисовалось лицо Колумба, открывшего Америку. — При чем здесь испанские выходки, если это — связной!
— Какой связной? — испугалась Эйприл.
— Самый обычный. О, эта дикая молодежь, телефон кажется им пережитком! Я ничего не понимаю в этом. Я отказываюсь что‑либо понимать!
— Десерт, дорогой! — напомнила она исчезающей из столовой спине, и недовольный Филипп вернулся на свое место. Сладкое было его слабостью.
Люсия облокотилась о перила и застыла, чтобы отдышаться. Пол стоял напротив нее с виноватым видом. Он испытывал неловкость оттого, что послужил катализатором для домашнего скандала. Теперь он стоял и терпеливо ждал, когда ему объяснят цель его визита.
— Простите, что так получилось. Вы же все понимаете, я вижу это по вашим глазам. Я хотела поговорить с вами у себя в комнате, в спокойной обстановке, а получилось вот так. Я не могу оставаться в доме, пойдемте быстрее на улицу.
— Пойдемте. Жаль, конечно, что мы не поговорили у вас в комнате.
— Почему это?
— Было бы интересно увидеть, как вы живете.
— Это вовсе не мое жилище. То есть я останавливаюсь всегда в одной и той же комнате, но она все равно не совсем моя…
Они шли по тому же самому маршруту, как тогда ночью, только в обратную сторону и в два раза быстрее. Люсия словно старалась убежать, не зная толком, от чего: от Филиппа с Эйприл, от смущения, от самой себя… А может быть, от своей любви? На миг она остановилась у магазинчика канцелярских товаров.
— Мне нужны листок и ручка.
Пол достал из внутреннего кармана записную книжку.
— Подойдет?
— Спрячьте пока. Пойдемте в парк. Посидим на скамейке.
Прохожие старушки с интересом наблюдали, как забавные молодые люди — роскошная красавица и худой очкарик — облокотились о приятную твердость спинки и одновременно уставились на синеву пруда. Утки рассекали поверхность ровными косяками, и хотелось так же равнодушно и бездумно, как эти глупые птицы, наблюдать мир, такой спокойный и задумчивый в ожидании сумерек.
— Мне нужно немного подумать. Я вас этим не задержу? — почти прошептала Люсия.
— Можете думать, сколько вам угодно.
Она затихла на минуту, сощурила глаза — утки превратились в овальные пятна, в бусинки на нитке…
— Дайте, пожалуйста, листок!
— Что? — не понял от неожиданности Пол.
— Листок! Вы же говорили, что можете вырвать листок из записной книжки.
— Ах, да. Быстро же вы думаете!
Люсия выхватила у него из рук разлинованный квадратик и ручку, отвернулась и быстро написала: «На набережной напротив Баттерси‑парка жду завтра с восьми до девяти вечера или завтра же уезжаю. Твоя Л.». Потом подумала и закрасила слово «Твоя» густыми синими каракулями. Сложив бумажку бесчисленное количество раз, она обратилась к грустно провожавшему утиные хвосты Полу: