— Какой еще сюрприз? Знаю я ваши сюрпризы! Люсия приготовилась закрыть дверь, но за углом что‑то странно заерзало по полу, послышалось тихое скуление. Дэннис больше не мог сдерживаться и рассмеялся. Из‑за стены выкатился Брэндон с толстой таксой на поводке. Животное, расползаясь на гладком полу, облаяло девушку, но тут же завиляло хвостом. Сердиться на эту троицу больше было невозможно, и Люсия поняла, что ей не миновать Трокадеро. Через полчаса, взбодрившись под прохладным душем и одевшись потеплее, она уже выходила на улицу. Эйприл, успевшая привыкнуть к выходкам своих близнецов, тем не менее удивилась, как это им удалось уговорить Люсию. Всем было весело, только шоколадный Бобби никак не хотел оставаться один, и в его глазах отражалась нечеловеческая грусть. Увидеть вновь своих неразличимых и неразлучных хозяев щенку довелось только поздним вечером.
Когда за окном все слилось в однородную черноту, Люсия легла в постель, натянула на себя одеяло, включила настенную лампу в виде лилии — новое приобретение Эйприл, написала несколько фраз в тетрадь и, спрятав ее под подушку, попыталась уснуть. Она ужасно устала: самолет, расспросы, переживания, а потом — все эти бесконечные «стрелялки» и «леталки», кабины пилота и лампочки Фэстера… Даже в детстве ей не нравились аттракционы — искусственное веселье. Впрочем, немного поразмыслив, она поняла, что эти забавы не лишены достоинств, так как напрочь убивают трагизм. Еще вчера для нее представляли интерес только его номер телефона, его возможная реакция на звонок. Сейчас же спокойное пребывание в доме отца возымело цену, стало претендовать на то, чтобы тоже называться жизнью наравне с израильскими романтическими приключениями. Она достала кольцо с изумрудом, зажала его в кулачке, положила руку под голову и заснула. Любимое с детства море представилось ей иссиня‑зеленым камнем, который кто‑то неведомый и всемогущий держит у себя на ладони.
* * *
Еще несколько дней, напичканных семейными трапезами, прогулками с Бобби и незримой войной с близнецами, превратили ожидание чуда в крохотную, слабую надежду. Люсия пролистывала все журналы с объявлениями о концертах, прислушивалась к телефонным разговорам Филиппа — не упомянет ли он имя Дэвида? — но тщетно. Маковски словно исчез с лица земли, будто его известность ограничивалась территорией Израиля. Но почему и ей самой оказалось так просто уйти в затишье? Да, конечно, лучше не иметь чего‑то и мечтать о приобретении, чем знать, что не будешь иметь никогда. Возможно, его нет в городе, возможно, к телефону подойдет Лиз и, что страшнее всего, узнает ее голос. Тогда все пропало. Лиз может устроить скандал, может запретить ей звонить, может дать знать Филиппу. Но что дороже: любовь или репутация? Ни одну минуту она не колебалась бы, зная, что нужна Дэвиду и что он не может с ней только потому, что стеснен семейными узами. Но вдруг выяснится, что он просто забыл о ней?