— И, в конце концов, вам хотелось взять меня, именно взять, правда?
Такой откровенности Джанет не ожидала, но, по крайней мере, это была честная игра.
— Это правда.
Хаскем еще сильнее, почти до боли, сжал ее запястье, и в этом жесте Джанет внезапно почувствовала благодарность.
— В таком случае… Я не люблю избитых слов и в жизни всегда следовал принципу ничему не вверяться слепо, ничего не отвергая решительно, но сейчас я скажу вам: вы нужны мне, Джанет. Думаю, как и я вам.
Джанет гордо откинула голову, но уже в самом этом вызове было согласие.
Вечером они пили грог в полупустом по случаю каникул «Голден Кросс», и Джанет пылала все жарче — по мере того как Хаскем, поглощая чашку за чашкой, становился все холодней.
— Надеюсь, мы продолжим наши тренировки? Финал не за горами.
— Конечно! Но где вы были столько времени?
— Хм. Я не мог предлагать вам себя до тех пор, пока моя квартира в Лейхледе была занята.
— Джиневрой?
— Да. Бастард, разумеется, мой, и некоторое время мне, может быть, было бы даже забавно посмотреть на поступки готовой на все женщины да, пожалуй, и на младенца — если бы не вы.
— И что же? — Уже предчувствуя что-то отвратительное, намеренно цинично усмехнулась она.
— Я вынудил ее покинуть меня сразу после Нового года и теперь свободен, как свободна и квартира.
— Но малыш? — прошептала Джанет, проваливаясь в бездну порочности сидевшего перед ней человека, в бездну, несмотря ни на что, щекочущую ее нервы, самолюбие и чувственность. — Малыш жив?
— Джиневра создана, чтобы рожать дюжинами. Сейчас она с младенцем находится в кризисном центре для одиноких в Кроули. Я дал младенцу имя Дороти и тысячу фунтов. И хватит об этом. Надеюсь, у нас с вами подобной проблемы не возникнет.
— О нет! — с облегчением выдохнула Джанет и, понимая, что желание овладеть этим мужчиной начинает уже слегка мутить ее рассудок, поднялась из-за стола. — Так мы едем?
* * *
И для Джанет началась новая, какая-то призрачная жизнь. Большую часть времени Хаскем заставлял ее учиться. Учиться всему, начиная от романского права, в котором специализировался сам и которое считал основополагающим для любого юриста, и заканчивая тонкостями приготовления плум-пудинга. Он взял ей напрокат дорогую машину и поставил дело так, что Джанет, у которой машины не вызывали никакого интереса, кроме чисто эстетического, оказалась вынуждена сесть за руль. Теперь по утрам они подъезжали к Оксфорду на двух машинах, хотя было бы гораздо удобней ездить в одной. Он отправил Джанет к знаменитому массажисту, поскольку находил, что мышцы у нее недостаточно натренированы, а женские занятия на тренажерах считал вульгарными. Она с трудом отстояла свое право ходить в той одежде, в которой ей хочется, но проиграла относительно еды: Хаскем внимательно следил за всем, что готовилось у них на кухне, — сытной и жирной еды он не выносил. Иногда, когда они отправлялись в гости или принимали у себя, он сам делал ей макияж. Он подавал ей завтрак в постель, и Джанет порой не отказывала себе в удовольствии ленивым, но точным движением ноги выбить серебряный поднос у него из рук.