Мичман застыл и весь превратился в слух… За дверью — ни малейшего движения. Или он тут один, или сторож уже видит сон. Зато отчётливо слышен такой знакомый шум прибоя…Э-эх, остаться бы да задать пару вопросов «гостеприимному хозяину». Но шансов, что он его одолеет — никаких, последняя встреча в рыбацкой хибаре тому доказательство. А значит надо уходить… лучше через окно… Главное — добраться до берега, а там что-нибудь придумаем….
* * *
Невзрачный пароходик, обычно выполняющий каботажные рейсы между Эгейским и Ионическим морями, а на этот раз грустно чапающий из Афин на Цейлон за партией чая, у острова Тира в Эгейском море выловил очередного сумасшедшего искателя сокровищ. После Генриха Шлимана с его Троей такие косяками бродили по греческим островам, залезая во все щели в поисках венецианских, римских и древнегреческих артефактов. Местные рыбаки изрядно наживались на них, сдавая в аренду или продавая откровенно дряхлые посудины, тонущие быстрее, чем они успевали выйти за пределы порта. Вот и этот бедолага, очевидно, попал на такого ушлого маримана и теперь барахтался в неприветливых в это время года водах Средиземного моря, сражаясь за остатки плавучести утлой посудины, жить которой оставалось по самым оптимистическим прогнозам не более получаса.
Ну этому-то приключений уж точно хватило, ведь он решительно отверг предложение капитана вернуть его на Тиру и радостно согласился быть доставленным в Цейлон, за что пообещал быть безмерно благодарен в пределах разумного, как только доберется до первого же представительства банка. «Много не съест, — подумал капитан. — Судя по лицу и рукам — явно аристократ. А потенциальная благодарность от такого — она никогда лишней не бывает».
Маша.
«Это невозможно» — сказала Причина. «Это безрассудно» — сказал Опыт. «Это бесполезно» — отрезала Гордость. «Попробуй…» — шепнула Мечта…
Если бы еще год назад Маше сказали, что она окажется в тысячах километров от своей родной смоленской губернии и что к ней полностью относятся слова Некрасова про русскую красавицу, которая «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет», она бы посмеялась и назвала такого человека фантазёром и шутником.
Частное образование, салонное воспитание и знание в совершенстве трех языков — французского, немецкого и английского, никоим образом не давали возможности подозревать в хрупкой синеглазке склонности к авантюризму и жажде приключений. Но из песни слов не выкинешь, и спустя 12 месяцев — в январе 1901 года Маша прогуливалась уже не по ярмарочной площади Смоленска, а по берегу Лаккадивского моря, проделав путь почти в 20 000 вёрст — немыслимое расстояние по меркам начала ХХ века.