Однако в женщине подобный дар вести беседу зачастую вводит в заблуждение слушателя, поскольку он редко является результатом работы мысли, а еще реже – свидетельством ее умственных способностей. Речь женщины напоминает журчание ручейка – приятное, но без глубины. Ее осведомленность обычно самого поверхностного свойства. Она лишь снимает сливки с каждой новости и подает их вам на свой лад, мало заботясь о том, правда это или нет. И чем живее она говорит, тем более вероятно, что в глубине души она двулична и хладнокровна, поскольку сама сила ее остроумия склонна пагубно влиять на более тонкие струны ее души и черты ее характера. Покажите мне красивую женщину, известную написанием эпиграмм или упражняющуюся в сатире, и я покажу вам существо, чья жизнь есть маскарад, полный тщеславия, чувственности и гордыни. Женившийся на такой особе мужчина должен смириться со вторыми ролями в доме и прожить свою жизнь как муж-подкаблучник, со всем возможным смирением, на которое он только способен.
Ответьте мне, исстрадавшиеся мужья «светских женщин»: что бы вы не отдали за то, чтобы вновь обрести свободу и самоуважение? За то, чтобы с поднятой головой ходить перед своими же слугами? За то, чтобы отдавать приказы без опаски, что их тотчас же отменят? Ах, бедные мои друзья! Ни за какие миллионы вам не купить подобных радостей. Пока ваши очаровательные вторые половины будут, как жена цезаря, оставаться «вне подозрений» (а они обычно искусно вами управляют), ровно столько же вы будете танцевать перед ними, словно добродушные неуклюжие медведи, коими вы и являетесь, лишь иногда давая себе волю и выражая свои чувства рычанием, которое в лучшем случае вызовет лишь насмешки.
Моя жена оказалась абсолютно земной женщиной. Я никогда не видел столь явных и ярких проявлений ее характера, как теперь, когда она прилагала все силы к тому, чтобы увлечь и очаровать меня. Я считал ее возвышенной, чистой, ангельской натурой! Но уж если кто и был ангелом, то только не она! Когда она заговорила, я тут же заметил, как изменилось лицо Феррари. Он сделался более молчаливым и угрюмым, в то время как она все сильнее блистала красноречием и радушием. Я ничем не выдал, что увидел его нараставшую скованность, и продолжал вовлекать его в разговор, заставляя высказывать свое мнение о различных предметах, связанных с искусством, в котором он якобы бы сведущ. Он отвечал с огромной неохотой, и когда ему приходилось говорить, его слова звучали резко и даже раздраженно, причем настолько, что моя жена со смехом попеняла ему за это.