– Да! – ответил он на мой вопрошающий взгляд. – Истерика, кружевные платочки, одеколон и попытки упасть в обморок. Все прекрасно сыграно! Я заверил даму, что нет ни малейшей опасности заразиться и по моему распоряжению в доме проведут тщательную дезинфекцию. Теперь мне нужно идти. Да, кстати, графиня просит, чтобы вы подождали здесь несколько минут, она хочет вам что-то передать и надолго вас не задержит. Я бы порекомендовал вам как можно скорее вернуться в гостиницу и выпить хорошего вина. До свидания! Если что-то смогу для вас сделать, прошу, обращайтесь!
Радушно пожав мне руку, он ушел, и я услышал, как за ним закрылась парадная дверь. Я снова принялся расхаживать из угла в угол, погруженный в печальные мысли. Я не услышал осторожных шагов по ковру у себя за спиной, поэтому, когда внезапно обернулся, с изумлением обнаружил, что оказался лицом к лицу со старым Джакомо, который протянул мне серебряный поднос с запиской, глядя на меня таким нетерпеливым и испытующим взором, что мне стало не по себе.
– Значит, ангелочек умерла, – пробормотал он тонким дрожащим голосом. – Умерла! Ах, какая жалость, какая жалость! Но мой хозяин не умер – нет-нет! Не такой уж я старый дурак, чтобы в это поверить.
Я, не обращая внимания на его сбивчивое бормотание, прочел записку, которую Нина передала мне через него.
«У меня разбито сердце! – гласили изящно написанные карандашом строки. – Не могли бы вы оказать любезность и телеграфировать синьору Феррари о моей ужасной потере? Буду вам премного обязана».
Я поднял взгляд от надушенного письма и посмотрел на морщинистое лицо дворецкого. Он был невысокого роста, очень сгорбленный, и что-то в моем мимолетном взгляде явно его зацепило и привлекло внимание, поскольку он сложил руки и пробормотал что-то, чего я не расслышал.
– Передайте своей госпоже, – медленно, повелительным тоном проговорил я, – что я выполню ее пожелание. Что я всецело к ее услугам. Понимаете?
– Да-да! Понимаю! – нервно пролепетал Джакомо. – Мой хозяин никогда не считал меня дураком, я всегда его понимал…
– Знаете, мой друг, – заметил я нарочито холодно и резко, – я уже слишком много наслышан о вашем хозяине. Эта тема меня раздражает! Будь ваш хозяин жив, он сказал бы, что у вас старческое слабоумие! Немедленно передайте графине мои слова.
Лицо у старика побледнело, губы задрожали, он попытался выпрямить согбенную старческую фигуру и продемонстрировать хоть какое-то достоинство, потом ответил:
– Ваше сиятельство, мой хозяин никогда бы так со мной не говорил… Никогда, никогда! – Тут его пыл угас, и он тихо пробормотал: – Хотя просто… я дурак… я ошибся… крепко ошибся… нет никакого сходства! – После небольшой паузы он послушно добавил: – Я передам ваши слова, ваше сиятельство. – И, согнувшись еще больше, он, шаркая, вышел из комнаты.