– Ах, молодая кровь, молодая кровь!
Подали десерт, а с ним и дорогие вина, которые я велел приберечь к самому концу. Бесценное «Шато д'Икем», «Кло де Вужо» многолетней выдержки, коллекционное «Вальполичелло» и совершенно превосходное «Лакрима Кристи». Их одно за другим попробовали, оценили и превознесли до небес. Также подали уникальный сорт шампанского ценой почти сорок франков за бутылку, которое искрилось и ласкало вкус, но обладало зажигательным свойством. Оно имело особый чарующий аромат, и все пили его без остановки, в результате чего самые молчаливые сделались самыми шумными и разговорчивыми. Антонио Бискарди, тихий и незаметный художник, вместе с Криспиано Дульчи, обычно стеснительным молодым человеком, внезапно раскрепостились и понесли жуткий вздор об искусстве. Капитан Фречча обсуждал тонкости фехтовального мастерства с маркизом Давенкуром, причем оба подкрепляли свои аргументы искусным втыканием десертных ножей в лежавшие на тарелках спелые персики. Лучиано Салустри развалился на стуле, откинув изящную голову на бархатные подушки, и низким, хорошо поставленным голосом читал свои стихи, почти не заботясь о том, слушает его кто-нибудь или нет. Бойкий язык маркиза Гуальдро безостановочно болтал, хотя хозяин его частенько терял нить своих мыслей и путался в лабиринте противоречивых суждений. А довольно большой нос шевалье Манчини заметно покраснел от беспричинного смеха. Короче говоря, стол превратился в сверкающий водоворот безумия и лихорадочного сумасбродства, которое от малейшего взгляда или ненароком брошенного слова грозило превратиться в яростную и бурную ссору. Из всех собравшихся лишь я и герцог Марина сохраняли привычную сдержанность. Он отказался от шампанского, а что же до меня, то я не попробовал ни одного из этих превосходных вин и выпил лишь пару бокалов некрепкого кьянти.
Я пристально наблюдал за бурным весельем, примечал раскрасневшиеся лица и быструю жестикуляцию своих гостей, слушал гомон перебивавших друг друга голосов. Обозрев стол, я глубоко вздохнул, рассчитав, что самое позднее через пару-тройку минут настанет момент выложить козырную карту, которую я придерживал весь вечер.
Я внимательно посмотрел на Феррари. Он немного отодвинулся от меня и о чем-то вполголоса говорил с соседом, капитаном де Амалем, – тихо и заплетавшимся от вина языком, однако я явственно расслышал, как он в малопристойных выражениях перечислял прелести некоей женщины – я терялся в догадках, какой именно. И тут меня словно обожгло: он мог описывать прелести моей жены этому де Амалю, ничтожному бретеру, для которого никогда не существовало ничего святого. Кровь мгновенно закипела у меня в жилах – до сих пор помню, как у меня неистово застучало в висках, а руки и ноги сделались ледяными. Я поднялся с места и постучал по столу, требуя тишины и внимания, но некоторое время споры и болтовня не умолкали, так что я не смог заставить выслушать себя. Герцог попытался поддержать меня, но тщетно. Наконец Феррари удалось привлечь внимание сидевших за столом. Он обернулся, взял десертный нож и принялся бить им по столешнице и своей тарелке с таким шумом и настойчивостью, что громкий смех и разговоры внезапно стихли. Момент настал – я поднял голову, поправил на носу очки и заговорил четким, ровным голосом, первым делом украдкой поглядев на Феррари. Тот лениво развалился на стуле и закуривал сигарету.