Я поднял руку к свету и внимательно на нее посмотрел: не дрожит ли? Нет! Рука казалась твердой как скала, я чувствовал, что при прицеливании она не подведет. В сердце ему я стрелять не стану, подумал я, а возьму чуть выше – я вспомнил, что он должен еще немного пожить, чтобы узнать меня на пороге смерти. Именно это я уготовил для него в последние мгновения его жизни! Мне вспомнились кошмары, которые мучили меня, когда я больной лежал в трактире. Я припомнил тонкую фигурку, так похожую на Феррари, которая приблизилась ко мне в индейском каноэ и трижды ударила кинжалом в сердце. Понял ли я тогда смысл этого видения? Разве не Гвидо нанес мне три разящих удара: украл мою жену, пренебрег моей покойной дочерью и оклеветал меня? Тогда к чему все эти глупые мысли о жалости и прощении, которые начали закрадываться мне в голову? Теперь для прощения слишком поздно, сама мысль о нем зародилась из нелепых сентиментальных воспоминаний, разбуженных рассказами Феррари о былых днях. О прошлом, на которое ему, в конечном итоге, было глубоко наплевать. Полагаю, что, размышляя подобным образом, я постепенно погрузился в дремоту, которая переросла в глубокий освежающий сон. От него меня пробудил стук в дверь. Я встал и впустил Винченцо, вошедшего с подносом, на котором стоял дымящийся кофе.
– Уже так поздно? – спросил я его.
– Сейчас без четверти пять, – ответил Винченцо, потом как-то удивленно на меня посмотрел и добавил: – Ваше сиятельство не желает переменить вечерний костюм?
Я утвердительно кивнул, и, пока пил кофе, камердинер приготовил мне костюм из грубого твида, который я привык носить каждый день. Потом он вышел, а я, переодеваясь, внимательно обдумывал сложившееся положение дел. Ни маркиз Давенкур, ни капитан Фречча не знали меня лично в мою бытность Фабио Романи. Вряд ли возможно и что два спутника Феррари из таверны когда-то меня видели. На дуэли еще будет врач, по всей видимости незнакомый. Поразмыслив над всем этим, я решил сделать дерзкий ход, а именно: когда на дуэли я окажусь с Феррари лицом к лицу, я предстану перед ним без очков, вообще их сниму. Я не знал, как он это воспримет. Я здорово изменился даже без этого камуфляжа: седые волосы и борода сделали свое дело. И все же я знал, что выражение моих глаз осталось неизменным, и это обязательно заметит любой, кто был со мной знаком. Мои секунданты сочтут совершенно естественным, что я сниму темные очки, чтобы правильно прицелиться, и единственным, кого мои действия выбьют из колеи, окажется Феррари. Чем больше я об этом думал, тем решительнее становился. Едва я закончил переодеваться, как вошел Винченцо с пальто и сообщил, что меня ждет маркиз, а у черной лестницы гостиницы стоит закрытый экипаж.