Вендетта, или История всеми забытого (Корелли) - страница 267

его искусила, и ее преступление было куда тяжелее, чем его. А теперь она лежала, бледная и безмолвная, в обмороке, напоминавшем смерть. А если это и вправду смерть – к чему мне это знать, а уж тем более жалеть! Вдруг тень возлюбленного и впрямь появилась перед оком ее взбудораженной виною совести? Я в этом не сомневался и едва ли удивился бы, если бы увидел рядом с собой его бледную тень, когда задумчиво смотрел на прекрасное распростертое тело изменницы, легко и непринужденно искалечившей жизнь нам обоим.

– Да, Гвидо, – негромко пробормотал я. – Ты видишь результат? Ты отмщен, бесплотный дух, отмщен, как и я. Расстанься же с миром с землей и ее обитателями! Возможно, в очищающем пламени ты избавишься от грехов своей подлой натуры и наконец добьешься прощения. Но для нее… Разве сам ад достаточно мрачен, чтобы сравниться с ее душой?

Я медленно направился к лестнице. Пора, с мрачной решимостью подумал я, оставить ее! Возможно, она умерла, а если нет – что ж, скоро умрет! Заколебавшись, я остановился. Бушевавший наверху ветер неустанно гремел железной решеткой и завывал, словно сотня выводивших скорбную песню голосов потустороннего мира. Свечи догорали, мрак в склепе сгущался. Темнота меня мало волновала: я уже привык к уродливым стенам склепа, к ползающим по ним паукам, странным невиданным жукам, к голубоватым пятнам плесени. Мятущиеся крики летучих мышей и сов, напуганных светом и попрятавшихся по укромным углам, нисколько меня не пугали – я успел свыкнуться и с этими звуками. В моем тогдашнем состоянии императорский дворец привлекал меня куда меньше, нежели эта усыпальница: каменный свидетель моей борьбы за возвращение к жизни и всем ее страданиям.

Гулкий колокол рядом с кладбищем пробил один раз. Мы исчезли с блистательного приема в гостинице почти два часа назад. Несомненно, нас уже повсюду разыскивали – но какое это имело значение! Они не явятся искать нас здесь. Когда я решительно шагнул к лестнице, когда поставил ногу на первую ступеньку, лежавшее на полу тело моей жены шевельнулось: обморок прошел. Со своего места ей не было видно, где я стоял, готовый уйти. Она что-то тихо пробормотала себе под нос, взяла в руку рассыпавшиеся пряди волос, похоже, восхитилась их цветом и густотой, поскольку принялась их гладить, и, наконец, разразилась веселым смехом – настолько неуместным среди всего, что ее окружало, что он поразил меня больше, чем ее попытка меня убить.

Потом она встала во всей своей цветущей красоте и грациозном величии. Улыбнувшись, как довольный ребенок, подчеркнуто тщательно стала приводить в порядок свое растрепанное платье. Удивленный, я остановился, наблюдая за ней. Она подошла к разбойничьей сокровищнице и принялась изучать ее содержимое: кружева, серебряные и золотые вышивки, старинные украшения. Она осторожно брала их в руки, словно пытаясь определить, сколько они стоят, потом одно за другим стала надевать драгоценности – ожерелья, браслеты и прочие женские побрякушки, – пока на ее руках и шее не осталось места. Украшения светились и переливались мириадами оттенков разноцветных драгоценных камней. Я удивился ее странному поведению, но еще не догадался о его истинном смысле. Я отошел от лестницы и незаметно приблизился к ней. Но что это? Послышался странный негромкий рокот, как если бы где-то вдали происходило землетрясение, а затем резкий хруст. Яростный порыв ветра с завыванием ворвался в склеп, словно злобный дьявол, и сильный сквозняк, налетевший от входа, задул две свечи. Моя жена, полностью поглощенная подсчетом сокровищ Кармело Нери, казалось, ничего не видела и не слышала. Вдруг она снова рассмеялась – негромким безрадостным смехом, который мог сорваться с губ древней старухи. От этих звуков кровь застыла у меня в жилах – это был смех сумасшедшей! Я громко и отчетливо позвал ее: