– Вы много путешествовали и много повидали, да, граф?
– Да.
– А в какой стране вы встретили самых красивых женщин?
– Прошу прощения, мой юный друг, – холодно ответил я, – деловые обязанности почти полностью лишили меня дамского общества. Я посвятил себя исключительно накоплению богатства, досконально уяснив, что золото является ключом ко всему, даже к любви женщины, пожелай я ею обладать, чего я вовсе не желаю. Боюсь, я не большой ценитель женской красоты, женщины меня никогда не привлекали. А теперь, в моем возрасте, с устоявшимися привычками, я не намерен менять свое мнение на их счет. Честно вам признаюсь, что оно противоположно благосклонному или благоприятному.
Феррари рассмеялся.
– Вы напоминаете мне Фабио! – сказал он. – Он говорил примерно так же, перед тем как женился, хотя был молод и не испытал ничего, что могло сделать циником вас, граф! Тем не менее он очень быстро изменил свои взгляды – и неудивительно!
– Значит, его жена такая красивая? – спросил я.
– Очень! Она красива хрупкой, изящной красотой. Однако вы, несомненно, сами ее увидите. Вы ведь навестите ее как друг отца ее покойного мужа, правда?
– К чему мне это? – довольно грубо отозвался я. – У меня нет никакого желания с ней встречаться! К тому же безутешная вдова редко принимает гостей, и я не стану мешать ее скорби!
Не было лучшего хода, чем это выказанное с моей стороны полное равнодушие. Казалось, чем меньше я проявлял интереса к знакомству с графиней Романи, тем больше Феррари хотелось меня ей представить – представить меня моей же жене, – и он с удвоенным рвением принялся готовить собственную гибель.
– Однако вы обязательно должны ее увидеть! – нетерпеливо воскликнул он. – Она примет вас, я уверен, как почетного гостя. Ваш возраст и ваше прежнее знакомство с семейством ее покойного мужа обеспечат вам ее крайнюю любезность и учтивость, поверьте! К тому же она не столь уж безутешна…
Внезапно он остановился. Мы подошли ко входу в мою гостиницу. Я пристально на него посмотрел.
– Не столь уж безутешна? – с интересом переспросил я.
Феррари делано рассмеялся.
– Конечно нет! – ответил он. – С чего бы? Она молода и легкомысленна, совершенно очаровательна и в самом расцвете юности и сил. Нельзя ожидать, чтобы она долго горевала, особенно по человеку, который был ей безразличен.
Я сделал пару шагов к двери гостиницы.
– Прошу вас, зайдите! – сказал я, жестом приглашая его последовать за мной. – Выпейте бокал вина, прежде чем уйти. Так, значит, вы говорите, что она его не любила?
Обрадованный моим дружеским приглашением и расположением к нему, Феррари повел себя еще более непринужденно, взял меня под руку, когда мы вместе входили в широкие двери гостиницы, и доверительным тоном произнес: