– Мальчишка… капризный, избалованный мальчишка… Впрочем, за неимением гербовой, придётся писать на простой…
Совершенно другие мысли и эмоции бушевали в голове великого князя, наслаиваясь друг на друга, перекрещиваясь и превращаясь, в конце концов, в дикую боль в висках и затылке:
– Никки! Наш простодушный и наивный Никки! Как же его изменила эта болезнь! Какой он стал… жёсткий, как камень и какой-то далёкий, вроде, стоит рядом, а впечатление, будто на другом берегу… Да-да, люди, постоявшие на краю, меняются, но чтобы так быстро… Этот колючий взгляд и эти его слова, резкие, как выстрел… Однако…
Однако, он сказал, что наш демарш после Ходынки был единственно правильным решением… и его благодарность, что спас его от заговора… дорогого стоит. Хотя, какой заговор? Аликс и заговор – какая чушь! Но ведь если Никки думает, что комплот существовал и я – спаситель, значит… значит не надо его в этом разубеждать…
Что ещё… Мой “Проект обновления русского флота”… Никки сказал, что мы обязательно вернёмся к нему… Но вот только зачем он сунул под нос мою фотографию на мостике подводной лодки и попросил собрать всю информацию про эти несерьёзные лоханки? Да, всё-таки не моряк Никки, совсем не моряк… Ну, хоть согласился, что Либаву надо обязательно разменять на Мурман… Ох, и визгу будет в салоне генерал-адмирала!..
Историческая справка:
После ходынской трагедии великие князья Александр и Николай Михайловичи требовали у Николая II отменить коронационные торжества, а когда он отказался – демонстративно покинули их. Вот что об этом писал сам Александр Михайлович:
“Пять тысяч человек было убито, ещё больше ранено и искалечено. В три часа дня мы поехали на Ходынку. По дороге нас встречали возы, нагруженные трупами. Трусливый градоначальник старался отвлечь внимание Царя приветствиями толпы. Но каждое “Ура!” звучало в моих глазах, как оскорбление. Мои братья не могли сдержать своего негодования, и все мы единодушно требовали немедленной отставки Великого Князя Сергея Александровича и прекращения коронационных торжеств. Произошла тяжёлая сцена. Старшее поколение Великих Князей всецело поддерживало Московского Генерал-Губернатора. Мой брат Великий Князь Николай Михайлович ответил дельной и ясной речью. Он объяснил весь ужас создавшегося положения. Он вызвал образы французских королей, которые танцевали в Версальском парке, не обращая внимания на приближающуюся бурю. Он взывал к доброму сердцу молодого Императора. – Помни, Никки, – закончил он, глядя Николаю II прямо в глаза – кровь этих пяти тысяч мужчин, женщин и детей останется неизгладимым пятном на твоём царствовании. Ты не в состоянии воскресить мёртвых, но ты можешь проявить заботу об их семьях. Не давай повода твоим врагам говорить, что молодой Царь пляшет, когда его погибших верноподданных везут в мертвецкую. Вечером Император Николай II присутствовал на большом балу, данном французским посланником. Сияющая улыбка на лице Великого Князя Сергея заставляла иностранцев высказывать предположения, что Романовы лишились рассудка. Мы, четверо, покинули бальную залу в тот момент, когда начались танцы, и этим тяжко нарушили правила придворного этикета.”