Удивляешься, как быстро проходит день. А потом понимаешь, что это был не день, а жизнь.
На мягком ковре, глушащем шаги, в просторной, слабоосвещённой, а потому, зловещей на вид комнате, умирал Великий Человек. Умирал медленно и мучительно. Яд, всасываясь в желудке, куда он попал вместе с лёгким вином “Маджари”, не спеша проникал в каждую клеточку головного мозга и, бесследно разлагаясь, неторопливо блокировал центры жизнедеятельности – обоняние, зрение, движение и сейчас подбирался к дыханию.
Человеку было страшно и тоскливо. Страшно от подступающего к горлу удушья и тоскливо от собственной беспомощности. Бренность земного величия острее всего ощущается при наличии оного… И тогда что толку от неограниченной власти над другими людьми, если отказывается подчиняться собственное тело, от твоего слова, повинуясь которому идут на смерть, если не можешь это слово ни произнести, ни написать?
Но кроме тоски и страха, была ещё дикая досада. Он проиграл! Он опять проиграл! Третий раз подряд! ОНИ опять оказались сильнее, хитрее и предусмотрительнее. Это была его третья попытка отстранить от власти партноменклатуру, а в результате партноменклатура отстранила его самого. Отстранила старым, как мир, византийским способом.
Его первое сражение с соратниками по революции 1917-го состоялось через два года после смерти Ленина, когда окончательно стало ясно – профессиональные революционеры, всю жизнь свою положившие на разрушение самодержавия, ни на что другое уже не способны. Во всяком случае учиться и строить они не желали категорически. Зато их способностей хватало для того, чтобы собачиться по любому поводу и обеспечивать собственное аристократическое существование. В конце своей жизни Ленин сам это заметил, ругал свою же “гвардию”, обзывая её советской буржуазией, совбурами, и упрекая в комчванстве.
Тогда он договорился с партией о размене. Они отдают ему “на съедение” главных революционных вождей, ставших тормозом мирной жизни – Троцкого, Каменева, Зиновьева – и обещают поправить остальных, включив, наконец, их в работу по восстановлению страны, разрушенной гражданской войной и смелыми социальными экспериментами. Он поверил товарищам по партии и не угадал. И, хотя, всю “святую троицу” выперли из руководства, а Троцкого – вообще из страны, товарищи-революционеры занялись не борьбой с разрухой и бедностью, а тем, что они умели делать лучше всего – начали готовить новый государственный переворот.
Всю мощь хорошо законспирированного подполья он ощутил в 1936-м, когда провёл через Верховный Совет новую Конституцию – самую демократичную на тот момент во всём мире – всеобщее избирательное право, прямые, равные, тайные и, обязательно, альтернативные выборы. Партийные вельможи ответили на это покушение на их власть физическим уничтожением потенциальных конкурентов, за которых мог проголосовать народ. Он потерял тогда преданных ему Я. А. Яковлева, А. И. Стецкого и Б. М. Таля и тысячи простых, честных людей, вся вина которых была только в том, что они могли составить конкуренцию на выборах партийным баронам или просто могли неправильно проголосовать Ответными репрессиями по штабам, как ему казалось, он сломал хребет заговорщикам. К сожалению, это только казалось…
