Первым это жертвоприношение описал Велльхаузен в своей работе «Пережитки арабского язычества» (Reste arabischen Heidenthums, 1887). Но уникальную научную известность Нилов верблюд приобрёл благодаря Уильяму Робертсону Смиту, который постоянно упоминает это жертвоприношение в своих «Лекциях по религиям семитов» (1889)[21], рассматривая его как древнейшую известную форму арабского жертвоприношения, и говорит о непосредственном свидетельстве Нила относительно обычаев арабов Синайской пустыни. С тех пор все последователи теории жертвоприношения Робертсона Смита — С. Райнах, А. Вендель, А. С. Кук, С. Х. Хук — не уставали ссылаться на рассказ Нила. Но ещё любопытнее то, что даже те учёные, которые не принимали теорию Робертсона Смита, не могли — или не смели — обсуждать общую проблему жертвоприношения, не пересказав должным образом историю Нила. Вообще никто, казалось, не сомневался в достоверности свидетельства Нила, даже несмотря на то, что многие учёные не согласны с интерпретацией Робертсона Смита. Таким образом, к началу нашего века Нилов верблюд стал так раздражающе часто упоминаться в работах историков религий, учёных, занимающихся Ветхим Заветом, социологов и этнологов, что Г. Фукар, в своей книге «История религий и сравнительный метод»[22] заявил: Кажется, ни один автор не имеет больше права заниматься историей религий, не отозвавшись с уважением об этом анекдоте. Ибо это не что иное, как просто анекдот…, подробность, рассказанная «кстати», а на единичном факте, да ещё столь незначительном, нельзя строить теорию религии, имеющую общечеловеческое значение. С большим интеллектуальным мужеством Фукар формулирует свою методологическую позицию: Что касается Нилова верблюда, я совершенно убеждён, что он не заслуживает чести нести на своей спине обоснование целого раздела в истории религий.
Фукар был прав. Тщательный текстологический и исторический анализ показал, что Нил не был автором «Сказания об избиении монахов на горе Синайской», что на самом деле это сочинение было написано под псевдонимом, вероятно, в IV или V веке и, что ещё важнее — текст изобилует литературными клише, заимствованными из эллинистических романов; например, описание убийства и пожирания верблюда: отсечение кусков трепещущей плоти и пожирание всего животного, мяса и костей — не имеет этнологической ценности, а только свидетельствует о знакомстве автора с высокопарно-патетическим стилем этого жанра. Тем не менее, хотя эти факты стали известны уже вскоре после Первой мировой войны, в особенности благодаря скрупулёзному анализу Карла Хейсси, Нилов верблюд всё ещё фигурирует в современных научных работах. И не удивительно, поскольку это краткое и красочное описание предполагаемой первоначальной формы жертвоприношения и начальной стадии религиозного общения было приспособлено для удовлетворения всех вкусов и склонностей.