Пространства и смыслы (Орлов, Мишин) - страница 77

. Тем самым Абу Йа’куб Йусуф отобрал у Заййанидов доходы от средиземноморской торговли и облегчил себе задачу подчинения всего Среднего Магриба вплоть до г. Алжира[453]. Хотя блокада Тлемсена была почти полной и его защитники находились в тяжёлых условиях, их моральный дух, насколько можно судить по результатам осады, был несгибаем. Даже кончина заййанидского эмира Усмана не прекратила их сопротивления, и новый глава династии Абу Заййан Мухаммад I (1303–1308 гг.) продолжил оборону города. В итоге дорогостоящая и крайне затруднительная осадная кампания Абу Йа’куба Йусуфа закончилась крахом в мае 1307 г., когда султан был неожиданно убит евнухом из его гарема. Немедленно было заключено перемирие. Вскоре маринидские отряды, к изумлению осаждённых тлемсенцев, бросили свою штаб-квартиру и поспешно вернулись в Марокко[454].

Великолепно организованная, хотя и непредсказуемо завершившаяся восьмилетняя осада произвела, судя по данным источников, большое впечатление на последующих заййанидских государей — брата Мухаммада I Абу Хамму Мусу I (1308–1318 гг.) и сына последнего — Абу Ташфина (1318–1337 гг.). Готовясь к новому раунду противоборства с Маринидами, они руководствовались в своих действиях синдромом осаждённой крепости. Ожидая новых маринидских ударов и стремясь навести порядок в своём небольшом государстве, тлемсенские эмиры неустанно организовывали восстановление крепостных стен столицы, рытье рвов вокруг них и снаряжение хранилищ. Новый город-соперник Тлемсена, который в ходе повторной осады вновь мог стать штаб-квартирой оккупантов, был полностью снесён[455]. Однако вторая волна маринидского натиска на западные границы Алжира, организованная султаном Абу-л-Хасаном (1331–1351 гг.), вернула ситуацию к состоянию на начало XIV в. Тлемсен вновь был обложен маринидскими силами, а ал-Мансура отстроилась заново. Зная, что город хорошо подготовлен к длительной осаде, Абу-л-Хасан решился на штурм, завершившийся полным успехом. В апреле 1337 г. часть заййанидской столицы была разрушена в ходе ожесточённых уличных боев, а власть Заййанидов была временно упразднена.

В сложившихся на территории пост-альмохадского Магриба физико-географических, климатических и хозяйственно-культурных обстоятельствах представляется уместным говорить скорее не о традиционном и глубоком отчуждении между магрибинским городом и его полукочевым окружением, а о противоречивом балансе их интересов, который изредка нарушало вмешательство со стороны североафриканских государств. На фоне ослабления последних после крушения альмохадской державы (XIII–XV вв.), в городской традиции Северо-Западной Африки постепенно кристаллизовалось осмысленное и разносторонне запечатлённое в источниках подразделение населения на кочевников и горожан. Эти комплексы идентичности обладали своей внутренней логикой и системой смыслов, аргументацией, необходимой для сплочения, сложившимся образом врага. Нередко встречающееся в пост-альмохадских источниках представление о постоянных грабежах, непосильных податях на городское население, разорении и запустении городов, по всей видимости, преувеличено. Думается, что эти описания могут отражать источниковую «аберрацию близости», когда опустошения и разрушения, сопровождавшие утверждение господства арабов-хилалийцев (конец XIV — середина XV в.), невольно проецировались современниками на всю пост-альмохадскую эпоху. Также возможно, что удручающим историческим фоном для горестных свидетельств магрибинских арабоязычных источников могли послужить потрясения, произошедшие во второй половине XIV в., после эпидемии «Чёрной смерти» (1348–1350 гг.). Несомненным остаётся одно: в пост-альмохадскую эпоху в Магрибе окончательно оформилась и приобрела устойчивые черты схема взаимодействия городской культурной среды и окружавшего её кочевого пространства. Присущие ей соотношения сил характеризовали общественную жизнь североафриканского региона вплоть до начала XX столетия.