Вадим снова полез в чемоданчик, достал еще один шприц, гораздо меньше предыдущего, наполнил его и подошел к Володину. Тот уже торопливо писал под Димкину диктовку, что «с его слов записано верно», ставил дрожащей рукой закорючку подписи.
Вадим быстренько поставил укол и посоветовал пациенту:
— Сразу не вставай, посиди минут десять, пусть лекарство разойдется. А то мало ли.
— И не десять минут он посидит, а пока я не отпущу, — решительно заявил Димыч. — А Наташка его покараулит, пока мы с доктором совещаться будем. Хоть какая-то от нее польза. На вот, держи, — он сунул мне в руку пистолет и направил его на Володина.
Пистолет показался мне неожиданно легким. Сравнивать, правда, было не с чем — никакого оружия я в руках сроду не держала. Но зато читала про дрожание вытянутых с пистолетом рук и про трудность стрельбы стоя. Поэтому ожидала, что вложенный в руку пистолет, пусть даже не совсем настоящий, окажется неподъемным и неумолимо потянет меня к земле. То есть, к палубе. А здесь ничего подобного, даже обидно. Или это я так руки натренировала, ежедневно таская тарелки?
Димыч шепотом велел мне ни на что не нажимать и отошел к Вадиму.
Они стали о чем-то активно шушукаться, а я смотрела на Володина и пыталась понять, какие чувства к нему испытываю. Жалости точно не было. Но и ненависти особой я не испытывала, хотя должна была. Сидит передо мной человек, участвовавший в двух убийствах, и уверяет, что ничего такого особенного он и не сделал, просто за руки подержал хрипящую девчонку, чтобы не дергалась. Должна я его ненавидеть, а не получается. То, что я сейчас испытываю, можно назвать скорее брезгливостью. Противно мне смотреть на Андрюшу. И думать о нем противно. Лучше уж ненавидеть, чем так.
Андрюша, видно, решил мне помочь определиться с чувствами. А может, поуспокоился, поверил, что умирать ему не придется, расслабился. Смотрел он уже уверенно и нагло. И поинтересовался тоже нагло:
— Чего уставилась? Не видела давно? Зря я тебя все-таки в Савельевске не ссадил. Ты еще хуже Манукян оказалась. Тоже нос суешь, куда не просят. Надо было ссадить. А еще лучше удавить с Манукян на пару. И за борт сбросить.
— Я тебя пристрелю сейчас, — пообещала я.
— Не пристрелишь, кишка тонка. Один уже грозился пристрелить.
— За что ты ее убил? Лично тебе чем Карина мешала?
— Да всем она мне мешала. Нефиг было лезть, куда не просят.
— Не жалко?
— Ни капли, — Володин вдруг подмигнул мне, улыбаясь. — Вот знаешь, если бы можно было эту дуру второй раз убить, не сомневался бы ни минуты. Сам бы удавил.