Именно тогда я понял, почему Макеллан была очарована моей мамой.
Эмили рассказала мне об автомобильной аварии. Мне Мекеллан совсем ничего не говорила о своей маме. И я понятия не имел, должен ли был я сам сказать ей что–то. Или спросить. Мол, что теперь будешь делать?
Вот это да, если бы я только знал.
Хотя я быстро подружился с друзьями Макеллан, я все еще чувствовал, что мне не хватает мужского общения.
– В чем дело, Калифорния? – Кит подошел ко мне после занятий в начале ноября.
Я знал, что он издевается. Но неужели он никогда не слышал, как разговаривает?
У всех здесь был акцент, при котором выражались все гласные. Я сразу же нашел это веселым.
– Видел, как ты бегал в тренажерном зале. Ты очень быстрый.
– Спасибо, парень.
Часть меня уже списала все Киту и его парням...ну, почти что.
Я был немного взволнован, пока говорил Кит.
– Возможно, ты мог бы присоединиться к нашей игре когда–нибудь. Ты же играл в футбол в своем Ла–Ла–Ленде? – засмеялся он.
Я был слегка ржавым парнем. Калифорния была в прошлом, друзья, которые могли часами шуточно колотить друг друга; наши семьи; девушки, нравившиеся нам. Чем больше смеешься, тем дольше живешь. Это была наша собственная форма искусства.
– Хорошо, Калифорния, – кивнул Кит.– Думаю, я увижу тебя на игре. Не допусти, чтобы эти птички стали плести тебе косы и красить ногти. Настоящие парни играют в футбол.
– Точно, – мы неуклюже пожали друг другу руки, что заставило меня чувствовать себя еще большим идиотом. Но, по крайней мере, он говорил со мной. И это было только начало.
***
Я мог бы сказать, что Макеллан была в плохом настроении после школы. У мамы была встреча, и она не могла забрать нас, так что мы должны были на двадцать минут пойти ко мне. Она почти не разговаривала со мной во время прогулки и даже не захотела остановиться в Риверсайд парке. Мы всегда останавливались в этом парке и бездельничали, пока шли ко мне. Даже, если было холодно. Но, видимо, не сегодня.
– Ты в порядке? – наконец спросил я ее, в основном, потому что молчание было очень неловким.
– Да, просто чувствую себя нехорошо.
Она схватилась за живот, а я просто надеялся, что ее не стошнит прямо передо мной.
После того, как мы вернулись домой, она села на диван. Она сказала, что не хочет смотреть телевизор, не хочет есть. Она даже не открыла книгу. Вот тогда я понял, что все серьезно.
Я начал играть в видеоигры – она молча смотрела с дивана. Я посмотрел на нее и увидел, что она не выглядела очень уж хорошо. Я полагал, что была только одна вещь, которая может вызвать у нее улыбку.