На Забайкальском фронте (Котенев) - страница 81

Десантники бросились вперед. Но через несколько секунд попадали на каменистый склон высоты: по ним снова хлестнуло свинцом. Баторову, как видно, больше нечем было заглушить пулемет, чтобы спасти товарищей, и он бросился на амбразуру, закрыл своим телом.

Бойцы, потрясенные подвигом парторга, без всякой команды ринулись, будто подхваченные ветром, на вершину высоты. Теперь их не могла удержать никакая сила.

Ворота на Большой Хинган открыл своей роте забайкальский Матросов — паренек из бурятского улуса Курунтуй, парторг роты автоматчиков Иннокентий Баторов. Посмертно он награжден орденом Отечественной войны I степени. Награду вручили матери героя.

Над степью повисла ночная тьма. Заволокло чернотой покатые отроги Большого Хингана, потемнели травы и деревья, и, словно глаза дракона, проглянули сквозь ракитовый куст багровые угольки походной кухни.

У кухни галдели солдаты, звенели котелки — начался ужин. Лейтенант Маюров вспомнил, что с утра ничего не держал во рту, хотел завернуть на кухню перекусить, но не пришлось. Подбежал посыльный и доложил, что его вызывают в штаб дивизиона.

Командир дивизиона, худощавый длиннорукий капитан, сидел, согнувшись, на разостланной плащ-палатке, высвечивал карманным фонариком нижний угол топографической карты.

— Худые вести получены с правого фланга, — озабоченно заговорил он, мельком глянув на офицеров. — Монгольский эскадрон попал в беду — оторвался от своего полка, ушел далеко в степь и напоролся на засаду. Японцы обложили его, ждут, видно, утра…

— Что за эскадрон? — вырвалось у Маюрова. — Не Жамбалына?

— Возможно, — неопределенно ответил капитан.

Маюров от волнения замер. Перед глазами встали скуластый чернявый Жамбалын и его младший брат Дамдиндорж, командир взвода в том же эскадроне. Вспомнилось, как они познакомились. Веселый белозубый Дамдиндорж, назвав свое имя, с улыбкой сказал по-русски:

— Все равно не выговоришь, зови меня просто нухэр. По-монгольски нухэр — значит друг.

Дамдиндорж говорил охотно, словно радуясь тому, что научился говорить по-русски. Оказалось, они с братом родом из Баян-Улэгэйского аймака, куда выходит наш Чуйский тракт. Маюров сказал, что до войны жил в Бийске — на другом конце тракта, — и Дамдиндорж радостно воскликнул:

— Так мы же соседи! Шестьсот километров — не расстояние. Приезжай после войны к нам в Улэгэй чай пить…

Вспомнив сейчас об этом приглашении, Маюров тревожно подумал: «Можно и не дожить до чая».

Монгольская часть стояла у границы, в двух километрах от советского артполка, и артиллеристы иногда ходили к цирикам в гости, сами приглашали их к себе то в кино, то на спортивные состязания. Маюров был чемпионом гарнизона по штыковому бою, и Дамдиндоржу захотелось помериться с ним силой и ловкостью. Но скрестить штыки на очередных состязаниях не довелось. В тот день Маюров получил весть о гибели под Витебском отца. Дамдиндорж воспринял это как личное горе, не отходил от своего русского друга ни на шаг, был непривычно молчалив.