— Забавный эффект, — наконец, выносит вердикт. — Надо будет подробнее его изучить.
— Да, Гейл! Можешь изучить меня всего. Вдоль и поперек, — охотно отзывается несчастный, тронувшийся умом от одного вида объекта своего обожания парень.
И расслабляется, гад! На мне!
— Так это Маклюс тебя подослал, да? — сиплю полузадушенно. — Чтобы я не дожила до дуэли? — делаю последнее отчаянное, но тщетное усилие высвободиться. — Кве!
Гейл качает головой. Подхватив бедолагу Даманна, превратившегося во фруктовое желе, за ногу, оттаскивает в сторону. Судорожно хватаюсь за почти съехавшее следом за ним полотенце. Натягиваю на грудь. Уф! Наконец, могу свободно вздохнуть.
— Ну ты и туша, Даманн! А с виду вроде нормальный, — высказываю негодование.
— И что ты пытался сделать? После чего проклятие сработало? — Мандрейдж садится на корточки над рыжеволосым и без зазрения совести запускает пятерню прямо в его рыжие волосы, приподнимая ему голову.
Смотрит она, чтобы вы понимали, над стеклами очков.
Влюбленный артефактор, похоже, теряет дар речи. Потому что смотреть в таком неудобном положении может только в одну точку — прямо под короткий подол домашнего платья Гейл.
— Чего молчишь? — хмурится проклятийница.
— Твоим бельем любуется, — едко замечаю я, все еще немного злясь на обоих.
До Мандрейдж только сейчас доходит. Она, вообще, на редкость негибкая во всем, что касается отношения полов.
— Ох, ты ж! — едва ли не отбрасывает рыжеволосую башку Даманна, от чего тот глухо утыкается лбом в вытертый ковер.
— Уй!
Проклятийница поднимается на ноги. Видно, что она слегка смущена и выбита из колеи. Решает:
— Через два часа само пройдет. А теперь уходи, Жак… То есть, уползай отсюда нафиг! И к нашей дверь больше не прикасайся.
— Как это уползай?! — от негодования упираю руки в бока, но тут же спохватываюсь — злосчастное полотенце снова норовит упасть. — Нет уж! Приперся — пусть остается. Он-то мне как раз и нужен.
Оба смотрят на меня.
— Да-да. На дуэлянта и артефактор бежит, когда требуется. Жак, ты же мне поможешь, да? В качестве компенсации за моральный ущерб и все такое.
Когда я, переодевшись и высушив волосы, едва не угробившие воздушного духа, возвращаюсь в гостиную, Жак и Гейл как ни в чем не бывало пьют чай с моими, между прочим, рогаликами. Выглядит это по меньшей мере странно, так как руки Жака до сих пор напоминают плети лозы и, противно истончившись, свисают до самого пола. Задетая проклятием нога закручена в кольцо наподобие змеи. На ней как на подставке стоят стопы Гейл Мандрейдж, восседающей на подлокотнике дивана.