Глава 6. Главное, как следует подготовиться
Снаружи доносится новая порция ругательств. Более внятных и намного более непристойных. И моя душа сразу успокаивается.
— И чем это ты здесь занимаешься? — спрашиваю, резко распахивая дверь.
Посреди коридора, ругаясь и пытаясь обрести равновесие, прыгает на одной ноге рыжеволосый конопатый Жак Даманн — ведун-артефактор с параллельного потока. Обе его руки и одна нога выглядят жутковато — болтаются и растягиваются, словно фруктовое желе. Как будто там ни одной твердой кости не осталось!
Парень никак не может обрести равновесие и бестолково машет размягченными конечностям, ругаясь под нос. Тщетно пытаясь наступить на резиновую ногу, он пошатывается, нелепо взмахнув растянувшимися вдвое руками, которые я инстинктивно хватаю за запястья и тяну на себя, помогая устоять.
То есть я бы помогла, если бы руки у него были нормальные. Но руки Жака какие-то скользкие и противные. Словно кто-то налил манную кашу в мешок. Они растягиваются под весом немаленького парня, когда тот падает навзничь, а затем резко сокращаются. Артефактор с силой влетает в меня, и мы вместе вваливаемся в комнату.
Весовые категории у нас разные. Заведомо проиграв в этом соревновании, я падаю на спину, удержаться никакой возможности. Сверху всей своей полуразжиженной тушей валится Даманн.
— Кве! — вырвается из моей груди невнятный звук. — Ссслезь!
Говорю-то я парню, но слезает с меня полотенце, которым обмоталась после душа. Неумолимо так ползет вниз. Парень барахтается и елозит, тщетно силясь подняться. Я ругаюсь на чем свет, пытаясь одновременно спихнуть его и удержать неотвратимо сползающее с груди полотенце. В этот момент и возвращается Гейл Мандрейдж, застав нас в двусмысленном положении.
— Так-так-так, — флегматично тянет она, глядя на артефактора: — А еще вчера мне в вечной любви клялся…
Перешагнув через его резиновые ноги, проклятийница идет к столу и опусткает на него поднос с завтраком для меня.
— Помоги его снять! — прошу сдавленно.
— Помоги его снять! — в унисон со мной молит рыжий артефактор.
Само собой я говорю о придавившем меня Жаке, а Жак — о проклятии, которое умудрился подхватить не иначе как с нашей двери. Гейл не спешит делать ни то, ни другое. Возвышается над нами и с интересом рассматривает.