Великий князь и полковник Рагуленко переглянулись, потом Михаил с нажимом в голосе произнес:
– Перспектива стать болгарским князем у меня появилась только два дня назад, а директива о политической линии Российской империи на Балканском направлении была составлена и утверждена достаточно давно. В любом случае, займу я болгарский престол или нет, честность всегда будет наилучшей политикой, а Сербии лучше думать о том, как освободить и объединить вокруг себя земли, населенные сербами, а не о том, как хватать куски с чужого стола. В противном случае это историю с построением Югославии лучше и вовсе не начинать, потому что кончится она, как в другом мире, гноищем и пепелищем.
Услышав это, Георгий, вспыхнув, стремительно вскочил с кресла, но потом, видимо, опомнившись, взял себя в руки и медленно опустился обратно.
– Так, значит, гноище и пепелище? – мертвенным голосом спросил он. – Это достоверные сведения?
– Более чем, – сказал полковник Рагуленко. – Я в свои молодые годы был свидетелем того, как из-за межнациональных противоречий рушилась Югославия, созданная по заветам господина Димитриевича. Словенцы, хорваты, мусульмане-бошняки, албанцы, македонцы – все ополчились на сербов. Самыми бескровными были «разводы» Белграда со Словенией и Македонией. Скорее всего, потому, что там не было значимых сербских анклавов. Хорватия, Босния и Герцеговина, населенное албанцами Косово показали самые отвратительные примеры лютой ненависти и геноцида сербского народа.
– Но почему, господин полковник, почему?! – возопил Георгий. – Отчего такая ненависть к сербам?
– А на это есть три причины, – ответил тот. – Во-первых, вы для мусульман и католиков – неверные и еретики. Сакральные авторитеты этих людей лежат за пределами Сербии в Риме, Турции или Аравии. Тут даже не надо специально возбуждать религиозную ненависть, достаточно ощущения того, что эти люди чужие в вашем государстве. Но если у них случится дирижируемый из-за границы рассвет национально-религиозного самосознания – тут-то и начинается кровавая бойня. Соревнование по отрезанию сербских голов у этих людей будут в порядке вещей, и бесполезно взывать к их милосердию и гуманизму – они у них только для своих, или, в крайнем случае, для ваших врагов. Во-вторых – в каждой из этих частей Большой Югославии сербы оказывались меньшинством, чьи силы были несопоставимы с силами титульной нации. А племенное сознание этих людей говорит, что со слабым чужаком можно делать что угодно. Особенно если этим зверствам одобрительно аплодирует Европа. А там, где сербы представляют собой самую крупную этническую группу, но меньше половины населения (как, например, в Боснии и Герцеговине), против вас объединятся все остальные. В-третьих – вы, сербы, нахватали столько земель с чуждым населением, что оказались в меньшинстве не только на национальных окраинах, но и в целом по объединенному государству. И при этом вы считали себя правящим, государствообразующим этносом, считая остальные славянские народы неправильными сербами, нуждающимися в исправлении… К мадьярам, албанцам и банатским немцам отношение было лояльнее, чем к хорватам, словенцам, боснийцам и македонцам, которых вы все время упрекаете в несоответствии вашим сербским стандартам. Дурацкое, надо сказать, занятие, потому что все перечисленные этносы относятся к тому же типу, что и сербы, то есть превыше всего ставят сохранение своей внутренней самости и целостности, называя это стремлением к свободе. И вот, с учетом всего вышесказанного, сначала вы сожмете эту пружину до упора, а потом она распрямится, разрушив ваше государство.