«И как? Увидел?»
«Да… К сожалению».
Брат опустил глаза, а затем и вовсе уставился в окно. Впрочем, от кресла до оного – целый метр, вряд ли он мог оценить в полной мере пейзаж. Он просто избегал смотреть мне в лицо.
«Виталька, – я сжала сильнее его руку, – что произошло?»
Наконец он ответил:
«Меня не было в школе каких-то три недели. А она уже… с Сидорчуком… за одной партой. Смеялись, шушукались о чем-то. Училка назвала их в шутку «голубки», когда просила вести себя тише. Я, когда проходил мимо к своей парте, думал, она хоть посмотрит! Я ей сказал: «Привет», – а она даже головы не повернула… Но точно видела, что я вошел в класс. Это было посреди урока, видели все…»
Я молчала. Он посмотрел на меня.
«Лиза, ты что, не понимаешь?»
«Почему же? Маша сидела за одной партой с Сидорчуком и с тобой не поздоровалась».
«Не в этом дело», – покачал он головой в ответ на неправильный ответ. Хотя я диву давалась, как он, такой логичный и вытекающий из всего вышесказанного, может оказаться неправильным.
«А в чем тогда?»
«А в том, что все эти годы она сидела и смеялась со мной. В том, что этого больше никогда не будет».
* * *
Я резко проснулась и сразу же села. Ощущения были такие, словно я находилась на дне глубокой ванны, заполненной мутноватой водой, и теперь, высунув из нее лицо, пытаюсь изо всех сил отдышаться. Кислород объемными, сильными толчками заполнял мои легкие, вскоре я насытилась им и наконец сумела встать на ноги.
Умывшись и почистив зубы, я взяла кипятильник, но тут же поняла, что совершенно не хочу находиться в номере. Оделась и пошла завтракать в близрасположенное кафе. Там, в процессе поглощения капучино, меня и застал звонок.
– Лиза, у вас все в порядке? Как вы себя чувствуете?
Это была Надежда.
– Хорошо, а что?
– Ну как же что? Вас ударили по голове, забыли?
Ах, ну да. И впрямь забыла. Есть вещи поважнее, чтобы помнить.
Я машинально притронулась к макушке. Вчера на ночь я развязала бинты. Утром причесывалась кое-как, запекшаяся на голове кровь мешала это сделать должным образом. Так что выглядела я, скорее всего, на троечку. Официанты на удивление никак не отреагировали на мой внешний вид: очевидно, проявление деликатности входит в их должностные обязанности.
– Она прошла.
– Прошла? Вам, наверно, фельдшеры вкололи болеутоляющее?
– Не помню такого, – честно ответила я. Лучше было бы соврать. Не говорить же направо и налево, что я не чувствую боли.
– А голова не кружится?
– Да нет.
– Лиза, мне очень хочется с вами поговорить. Обо всем этом… Мне приехать к вам? Вы где живете?
– Буду у вас через полтора часа, – с готовностью заявила я.