* * *
Женщины… Как часто мы удивляем. Как часто заставляем страдать. Как часто говорим жестокие слова и творим жестокие вещи лишь затем, чтобы увидеть особый взгляд у своей жертвы. Молчаливую, смиренную боль в глазах любящего мужчины и иногда даже любимого. Почему мы это делаем? Нам нравится быть причиной чужих страданий? Поднимаем так свою самооценку? Считаем, что это придает нам уверенности в себе и независимости? Что это дает власть над мужчинами? Сколько же человеческих душ пострадало от наших эгоизма, высокомерия и изощренного морального садизма?
Я знаю одну такую душу…
«Лиза…»
Впервые тринадцатилетний мальчик плакал не по вине избивающего и унижающего его мужчины. В этот раз его наградил страданиями кто-то другой.
Он долго со мной не разговаривал. Он сидел в нашей общей комнате молча и глядел в одну точку. Мы уже довольно длительный срок находились в бегах, и я первый раз за все это время увидела его таким. В глазах – печаль и блеск невыплаканных слез.
«Лиза…»
«Виталька, что случилось? – Я подбежала к нему, села на колени перед креслом и положила руку на его ладонь. – Посмотри на меня! Что случилось?»
Долгая пауза. Затем он медленно, словно в покадровой съемке, покачал головой.
«Ничего… Ничего такого… Просто… Я не пойму, зачем она делает это?»
«Она?» – Я удивилась. Это было впервые. За все годы нашего сосуществования в качестве рано повзрослевших людей мы обсуждали только проблемы своего сиротства и тирании опекуна. А Виталька, кстати, и в шесть лет уже был умненьким мальчиком. Конечно, я имею в виду для своих лет. И вот, впервые прозвучало: «она».
«Да, она. Маша».
«Одноклассница? – догадалась я. – Виталька, зачем ты в школу ходил? Я же велела тебе сидеть дома! Он может тебя подкараулить там, понимаешь? И наверняка он уже написал заявление, так что возле школы и менты станут гулять, и его друзья из органов опеки».
«Я знаю, – кивнул парень. – Но я только на пару уроков. Если кто будет следить, то придут к первому или последнему уроку, потому что у нас там охранник, он раньше не выпускает».
«А как же ты вышел?»
«Я подождал, когда он отлучится в туалет».
«Умно, – одобрила я. – И все-таки не стоило приходить. Когда это все утрясется, сдашь экзамены экстерном, я тебя дома поучу. А потом учись сколько влезет. Правда будет на нашей стороне».
«Ты не понимаешь. Мне нужно было ее увидеть».
Я вздохнула. Он был не прав, в те времена я еще понимала. Это сейчас для меня такие чувства весьма чужды. Тем более с трудом представляется, как они могли прийти в сердце тринадцатилетнего ребенка.