Все больше и больше физических признаков депрессии. Последний - жжение в груди.
До 35 лет, пока я не написал "Джанки", у меня было какое-то особое отвращение к писательству, к собственным мыслям и чувствам, изложенным на бумаге. От случая к случаю я писал по несколько предложений и останавливался, переполненный отвращением и каким-то ужасом. В настоящее время писательство представляется мне абсолютной необходимостью, и в тоже время у меня такое чувство, будто мой талант утерян, и я ничего не могу довести до конца, чувство, похожее на понимание телом болезни, которой разум пытается не поддаваться.
Это ощущение ужаса теперь всегда со мной. В тот день, когда погибла Джоан, у меня было такое же ощущение; и как-то, когда я был ещё ребёнком, я выглянул в коридор, и меня без какой-либо на то причины охватило такое чувство отчаяния и страха, что я разрыдался. В тот день я заглянул в будущее. Я узнаю это ощущение, а то, что я увидел, ещё придется осознать. Я могу только ждать, чтобы это случилось. Это отвратительная случайность, как смерть Джоан, или просто дезориентация, неудача и, в конце концов, одиночество, тупик, в котором не к кому обратиться? Я - просто старый свихнувшийся зануда со своей ерундой в баре? Не знаю, но я чувствую себя в ловушке, обреченным.
Пока я ждал юкодол, ко мне пристали несколько нищих. Две парализованные ниже талии девочки, передвигающиеся на своих деревяшках. Они преграждают мне путь, цепляясь за мои брюки. На пляже английский моряк. Приближает своё лицо к моему и говорит: "Когда-нибудь на их месте можешь оказаться и ты." Я захожу в кафе и сажусь у стойки с чашкой кофе. Меня трогает за руку ребёнок лет семи, грязный и необутый. Эти люди вырастают в нищете и содомии.
Ощущение моего детского кошмара становится моим привычным состоянием. Может это предчувствие ядерной катастрофы? Сон норвежца, жившего в шестнадцатом веке: ему привиделось черное в форме гриба облако, закрывавшее собой небо.
Сейчас у нас новый тип власти. Не власть единоличного правителя, не власть аристократии или плутократии, но небольших групп людей, поднятых на вершину власти произвольным давлением и подвластных политическим и экономическим силам, почти не оставляющим места для манёвра. Они представители абстрактных сил, достигшие власти через отказ от самих себя. Жестокий диктатор - это экспонат прошлого. Не будет больше ни Сталиных, ни Гитлеров. Правители наименее безопасного из миров - это правители случайные, недееспособные, испуганные пилоты у приборной доски огромной машины, которой они не понимают, зовущие на помощь экспертов, чтобы те подсказали какую кнопку нажать.