Моисей подождал, пока я сделала пару глубоких вдохов для успокоения и вновь обрела голос.
– Это все, что он любил. Он называет тебе свои пять плюсов. – Мой голос сорвался, и я всмотрелась в его глаза.
Секунду лицо Моисея ничего не выражало, а затем его рот слегка приоткрылся, как если бы в голове прозвучал гонг. Он выглядел потрясенным. Даже ошарашенным.
– Его плюсы… Он показывает мне то, что имело для него большое значение, – повторил он себе под нос. – Я думал, он пытается что-то сказать. Может, научить меня чему-то.
А затем Моисей рассмеялся.
– Что? Что смешного? – Его изумленному веселью было трудно противостоять, и я неосознанно улыбнулась, смахивая слезы с глаз.
– Вот что они пытались мне сказать! Я никогда этого не понимал. Все те мелочи, повседневные вещи… Это сводило меня с ума!
Он едва выговаривал слова сквозь смех. Хотя на самом деле в этом не было ничего смешного.
Я просто покачала головой, продолжая улыбаться.
– Я не понимаю.
– Ты хоть представляешь, сколько раз я рисовал натюрморты с самыми заурядными вещами? Они всегда казались мне абсурдными, но для людей, для мертвых, они были важны. Пуговицы, вишни, алые розы, хлопковые простыни на бельевой веревке. Однажды я нарисовал изношенный кроссовок, – он сомкнул руки за головой и, похоже, наконец начал осознавать значимость своего открытия, поскольку его смех затих. – А я всегда предполагал, что во всем этом кроется большое значение, которое я никак не мог понять. Семьи любят такие картины. Они приходят ко мне, и я рисую все, что покажут мне их мертвые близкие. Они уходят счастливыми, а я остаюсь с деньгами. Но я никогда не понимал. Мне казалось, что я что-то упускал.
Улыбка сошла с моего лица, и у меня заныло в груди, хоть и не ясно, от радости или боли.
– Но я и вправду кое-что упускал, не так ли?
Моисей покачал головой и повернулся кругом, словно не мог поверить, что наконец-то решил головоломку, которая никогда толком ею и не была.
– Они показывают мне, по чему скучают. Называют свои плюсы. Прямо как Эли… не так ли, Джорджия?
Моисей
По мне прокатывалась всепоглощающая волна боли. Началось все с малого – легкого покалывания в спине и слабости в ногах. Я это проигнорировала, притворяясь, что у меня еще есть время, что еще слишком рано. Но шли часы, темнело, жар с улицы проник мне в живот, пока я рвала на себе одежду в попытках сбежать от чувства обжигающей боли. Меня сжигали живьем. Я пыталась сбежать от этих мук, пока они переводили дыхание и отступали, словно потеряли меня на несколько минут. Но они всегда меня находили и давили под волной боли.