Я забыл, что Эли сидел на моей новой кровати, купленной вместо детской, на которой я всегда спал у Пиби, и растворился в ощущениях от близости Джорджии и в рисунке перед собой. Но когда она повернулась в моих объятиях и взглянула на меня блестящими глазами, я забыл и о картине.
Я не помню, как отложил кисть или закрыл тюбики с масляной краской. Не помню, как именно мы оказались в другой части комнаты или как полночь сменилась утром. Только то, каково было преодолеть расстояние между нами и прильнуть к ее губам.
Поцелуй не был страстным или торопливым. Мы не изучали друг друга руками и не нашептывали соблазны. Но он был искренним. Полным обещаний. И я не требовал большего.
Хотя мог.
В воздухе мерцала память о том, каково было поддаться жаркой страсти между нами. Но я не хотел новых воспоминаний. Я хотел будущего и поэтому позволил мягкому мареву надежды окутать нас. Я наслаждался ощущениями от движений наших ртов, прикосновений губ, сплетения языков, от рук Джорджии на моей груди, от буйства красок за моими веками. Поцелуй углубился от лавандового до пурпурного и полуночно-синего. И тогда я поднял голову, чтобы не забыться полностью. Джорджия продолжала тянуться ко мне, словно хотела продолжения, ее веки смыкались на темно-шоколадных глазах. Я хотел окунуться в омут с головой и скрыться с ней под одеялом. Но мы были не одни.
Посмотрев над ее взъерошенной макушкой на ребенка, который бесшумно наблюдал за нами, я вздохнул и мягко попрощался с ним. Маленьким мальчикам пора спать. Я опустил свои водные стены и прошептал:
– Спокойной ночи, вонючка Стьюи.
Джорджия напряглась у меня в руках.
– Спокойной ночи, проныра Бейтс, – добавил я.
– Спокойной ночи, твердолобый Дэн, – прошептала Джорджия подрагивающими губами и сжала мою рубашку в кулаках, отчаянно пытаясь сохранить самообладание. Я крепче обнял ее, тем самым выражая признательность за ее веру и старания.
– Спокойной ночи, Эли, – сказал я и почувствовал, что он исчез.
Моисей
Я лежал в темноте и прислушивался к дыханию Джорджии, надеясь, что Мауна и Мартин Шеперды не страдали от бессонницы из-за тревоги за свою дочь, которая прежде уже любила и потеряла все. «Подари мне радость или уходи», – сказала Мауна. Что ж, уходить я не хотел.
Мы с Джорджией общались на протяжении нескольких часов, лежа в свете луны в моей комнате и глядя на комикс, который она нарисовала на стене. Ей, похоже, понравилось, что я не нашел в себе сил его закрасить, и она пообещала нарисовать утром новую главу. Ее голова покоилась у меня на плече, и мы касались друг друга, но не искушали, целовали друг друга, но не изведывали, держались друг за друга, но ни к чему не принуждали. Так прошла наша первая ночь за семь лет, и она разительно отличалась от предыдущей. Может, все дело было в нашем желании поступить правильно на этот раз и не повторить прошлых ошибок. Или же в понимании, что, пусть мы его и не видим, Эли рядом. Лично я постоянно ощущал его присутствие. Пока что мне было достаточно просто обнимать Джорджию, так что я держал свою пламенную страсть в узде.