Поскольку во всем нашем городке было всего две девочки моего возраста, я нередко чувствовала себя одиноко – в частности потому, что, в отличие от меня, ни одна из них не интересовалась лошадьми и родео. Наши дружеские отношения ограничивались тем, что мы здоровались при встрече и сидели рядом во время церковных служб, но скучные летние деньки коротали по отдельности.
То лето выдалось особенно жарким. Это мне хорошо запомнилось. В тот год весна была самой засушливой за всю историю, что привело к лесным пожарам по всему западу. Фермеры молились о дожде, а из-за расшатанных нервов и сверхвысокой температуры люди становились вспыльчивыми и несдержанными. А еще по центральным округам Юты начали один за другим пропадать люди. Исчезли две девушки из разных городов, хотя считалось, что одна сбежала со своим парнем, а вторая была почти совершеннолетней и из неблагополучной семьи. Все просто предположили, что они целы и здоровы, но за последние десять-пятнадцать лет уже случалось несколько подобных исчезновений, которые так и остались нераскрытыми. Из-за этого родители были на взводе и следили пристальнее за своими детьми. Мои не являлись исключением.
Я становилась все более неугомонной и вздорной. Мне не терпелось поскорее покончить с обучением и зажить в свое удовольствие. Я мечтала выступать на родео – в скачках вокруг бочек[1], – о том, как прицеплю конный фургон к своей машине и отправлюсь на гастроли в поисках свободы. Только я, мои лошади, куча побед за спиной и открытая дорога впереди. Как же мне этого хотелось! Но мне семнадцать, и, памятуя о пропавших девушках, родители ни за что бы не отпустили меня одну, а самим везти меня не было времени. Они пообещали обсудить эту тему всерьез, когда я окончу школу и стану совершеннолетней. Но конец учебного года был так далеко, а впереди простиралось только сухое, как пустыня, лето. Я изнывала от жажды по новым ощущениям. Может, в этом все и дело. Может, именно поэтому я зашла слишком далеко, прыгнула выше собственной головы.
В чем бы ни крылась причина, переезд Моисея в Леван был для меня как глоток свежей воды – холодной, глубокой, непредсказуемой и, как тот пруд в каньоне, опасной, поскольку никогда не знаешь, что кроется на глубине. Но, как обычно, я окунулась в нее с головой, несмотря на все запреты. Вот только на сей раз я пошла на дно.
* * *
– На что уставился? – дерзко спросила я, наконец давая Моисею то, чего, как мне казалось, он хотел – моего внимания.
Все приемные дети упивались им, словно оно для них так же необходимо, как воздух. Как же меня это бесило! Не потому, что они требовали внимания от моих родителей, а потому, что им хотелось его и от меня. Я же предпочитала уединяться с лошадьми. Они, в отличие от всех остальных, не были навязчивыми до скрежета зубов. А теперь и Моисей вторгся в мою конюшню и прервал наше время с Сакеттом и Лакки, выкачивая весь воздух из помещения, как все приемные дети.