– Пастырь тоже был из одаренных? – Кольцов тянул время. Ему показалось, что удалось пошевелить пальцем на правой руке.
– И да и нет. Он был эмпатом, людей чувствовал, как самого себя. Видел бы ты его лицо, когда он пришел ко мне и начал требовать отпустить Михаила. Он, оказывается, заметил у него наш отличительный знак. Хреновый эмпат выходит, раз сразу ничего не понял. А раз так, то и жить ему незачем.
– Мне все же непонятно, почему экстрасенсы не увидели творящегося у них под носом? Инга, как ты сказал, ведьма, и Жора вроде бы людей принимает по тому же профилю. – Чувствительность вернулась уже до локтя правой руки, и начинало покалывать пальцы на левой ноге.
– Я… – Марат резко замолчал, схватил себя руками за горло. Из приоткрытого рта послышались булькающие звуки. – Хватит!
Руки опустились вдоль тела, лицо расслабилось. Марат шевелил губами, но голос был уже не его, слова перемежались с чем-то вроде птичьего клекота.
– Люди болтливы по своей природе и даже не догадываются, сколько бед могли избежать, умей они вовремя замолчать. – Марат, или тот, кто сидел внутри его, осмотрел храм, вгляделся в глаза замерших истуканов, скользнул взглядом по лежащим на полу телам. – Ваши чародеи не способны пробиться через мои щиты. Теперь у меня достаточно сил, и я больше не нуждаюсь в проводнике.
Кольцов услышал, как хрустнули, ломаясь, шейные позвонки Марата, как удивленно расширились его глаза, а из уголка рта потекла тонкая струйка крови.
Тень, отбрасываемая его телом, начала удлиняться, расти и изменяться. И спустя пару минут на месте судмедэксперта стояло нечто. Ростом больше двух метров, накачанный человеческий торс и воронья голова, посаженная на могучие плечи.
Бесполезный балахон валялся теперь на полу.
– Теперь ты веришь, человечек? – склонившись к Кольцову, проклекотал оборотень.
К Тимофею полностью вернулась чувствительность, но на него напало оцепенение иного толка. Не страх даже, а что-то более глубокое и древнее, не поддающееся описанию, овладело всем его существом.
– Ты не сможешь мне помешать, зато твоя боль от созерцания агонии любимой приправит мою главную трапезу.
Монстр или демон, черт его побери, медленно, будто смакуя каждую секунду, ступил в круг из горящих свечей. Он запрокинул голову, выдал нараспев то ли заклинание, то ли молитву и резко вонзил клюв в грудь Аси.
Будто бы целую вечность ничего не происходило, а потом монстр впал в неистовство, расшвыривая свечи, отбрасывая в стороны своих же сподвижников. Он скреб пальцами с отросшими когтями себе по горлу, разрывая кожу, пуская черную кровь, падающую вместе с кусками плоти рваными ошметками на пол, прожигая в нем дыры.