– Я так и подумал, – сказал Хаус, не дождавшись ответа. – А твоя мать?
– Что?
– Она тоже тебя злит?
– Нет, она – нет.
– Совсем? Почему?
Нико шумно выдохнул.
– Как можно злиться на человека, который всегда молчит? Она не разговаривает даже за ужином.
Он начал грызть ноготь.
– Понятно, – кивнул Хаус. Он что-то записал в блокноте, закрыл его, резким движением отодвинул в сторону и уставился на Нико.
«Ну что, док? Всё хорошо? Или со мной всё ужасно?».
Хаус молчал. Он внимательно смотрел на Нико.
Нико поёрзал на стуле. Он смотрел на Хауса. «Хотите знать, док, что ещё меня злит? Когда на меня так смотрят. Потому что я знаю, о чём вы думаете, док. Вы думаете о том же, о чём все, кто так разглядывает меня. Что у меня не все дома, что я сумасшедший и у меня проблемы.
И это меня очень, очень злит».
Л е о: Ну что, братишка?
Н и к о: Привет, Лео.
Л е о: Как дела?
Н и к о: Ок.
Л е о: А с психотерапевтом?
…
Л е о: Братишка?
Н и к о: Кто тебе рассказал про психотерапевта?
…
Н и к о: Кто тебе рассказал, Лео?
Л е о: О чём ты? Ты же сам сказал, забыл?
Н и к о: Я не говорил.
Л е о: Ты спятил, братишка. Перечитай сообщения.
Н и к о: Ну ладно, может быть.
Л е о: Ну что, какой он?
Н и к о: Не знаю.
Л е о: Что значит «не знаю»?
Н и к о: Откуда мне знать. Психотерапевт, вот и всё. Похож на доктора Хауса.
Л е о: На кого?
Н и к о: Эй, ты же спросил про психотерапевта?
Л е о: Я просто хотел узнать, как всё прошло.
Н и к о: Хорошо.
Л е о: Как рука?
Н и к о: Так себе. До сих пор в повязке. Завтра утром увидишь.
Л е о: Завтра утром?
Н и к о: Да, я приду в школу.
Л е о: Круто!
Н и к о: Ну да, круто. Если эта дура не найдёт новый повод выгнать меня.
Л е о: Братишка, ты же швырнул парту.
Н и к о: И я этого не помню, ясно?
Л е о: Ок. Наверное, хорошо отдохнул в эти дни, да?
Н и к о: Так себе.
Нико выключил телефон. Он лёг и уставился на белоснежную стену. Он подумал о маляре, который каждые выходные приходил с кистью и ведром краски. Маляр улыбался так, словно знал всё о Нико и его отце, об их проблеме. Но на самом деле он не знал ничего.
Нико взял со стола маркер и нарисовал линию на стене, прислушиваясь к резкому скрипу стержня. Пусть эта линия будет царапиной на сердце отца и того идиота, который жил в неведении.
Но сегодня вечером ему не хотелось рисовать. Нико отложил маркер и снова лёг, закрыв глаза. Он думал о Клаудии, его подарке, скамейке на пристани, море, трамонтане, который поднимал волны, небо и всё вокруг. Таков был трамонтана: он приходил с гор лишь ради себя.
И потом Нико подумал о следующем дне. Дне, когда он вернётся в школу.