Через неделю мы бросили якорь в Пирее рядом о громадой броненосца «Николай I». Принарядившись, я в мундире действительного статского с самодельными звездочками на петлицах и русскими орденами, все же надел эфиопскую звезду с бриллиантовыми мечами (скорее, саблями), где в середине были вмонтированы довольно крупные бриллианты, игравшие на солнце и греческий орден Спасителя, вышел на палубу, где уже был выстроен личный состав броненосца и горстка моих людей в песочной форме. Последовала команда «На флаг и гюйс — смирно».
Поскольку из офицеров и им приравненных я остался один, Семиряга был в медицинском мундире с самодельными петлицами титулярного советника, отдал честь, а остальные замерли по стойке смирно. Командир корабля поздравил нас с присоединением к Практической эскадре и мы сошли на берег. Когда шлюпка пришвартовалась к пирсу, к нам подошел человек в дипломатическом мундире, представившийся советником посольства, ответственным за нашу встречу. Меня и Машу он посадил в коляску, которая отправилась в лучшую гостиницу Афин, где нам было снято два номера рядом, во второй коляске ехал Артамонов с нашими вещами. Раненого казака и Семирягу повезли в русский госпиталь, остальных — в казармы на берегу, где им было отведено отдельное помещение. Советник сказал, что завтра в десять утра нас ожидают король и королева, мы приглашены на завтрак, который дает августейшая чета в нашу честь.
Я спросил, где в Афинах лучший магазин готового женского платья, так как у Маши с собой ничего нет, советник сказал, чтобы я не беспокоился через два часа после того как мы разместимся к нам подъедут люди, которые все сделают. И действительно, по приказанию королевы Машу одели с ног до головы. Когда она попросила меня зайти, чтобы посмотреть, как сидит платье, которое ей понравилось и то, которая фрейлина королевы посчитала уместным для приема, я был поражен тем, что номер превратился в подобие ателье или дорогого магазина с кучей шляпок, туфель, платьев всех цветов и посредине, как дорогой цветок, ослепительно сияла моя Маша.
Я спросил фрейлину, говорившую, между прочим, по-русски, уместна ли будет бриллиантовая диадема и вернувшись в номер, взял шкатулку с драгоценностями. Все же пришли к выводу, что диадема — это для официального выхода или свадьбы, а сейчас можно обойтись кольцом и брошью.
Утром следующего дня мы вошли во дворец и гофмейстер представил меня как владетельного князя и действительного статского советника русской службы в отставке Александра и Великую княжну Марию Абиссинскую. Головы придворных сделали поворот налево и провожали нас взглядами все время, пока мы шли к королю и королеве, стоящих в торце небольшого зала. Я отдал приветствие, приложив пальцы к треуголке, король протянул мне руку и я ответил рукопожатием, а потом поцеловал руку Королеве эллинов. Король Георг сказал. что много наслышан и читал в прессе о моих подвигах в войне с Италией, а также об успешно проведенных мирных переговорах и в ознаменование моих заслуг жалует меня орденом Гранд офицера ордена Спасителя, Марии жалуется бриллиантовый шифр фрейлины ее величества и Королева эллинов прикрепила бриллиантовый вензель к Машиному платью. В ответном слове я поблагодарил от себя и от Великой княжны за награды и попросил августейших особ быть посаженными родителями на нашей свадьбе.