Подровнял рваные края мышцы, убрав нежизнеспособные, промыл рану СЦ, растворенным в десятипроцентном спиртовом растворе, чтобы не обжигало ткани, а лишь дезинфицировало их, еще раз проверил зондом глубину раневого канала, где лежала пуля, раненый зашевелился. Я попросил Семирягу капнуть еще пару капель эфира, надо действовать быстро, нельзя много эфира лить, можно остановить сердце. Рассек скальпелем мышцу и почувствовал что в конце он задел металл, взял пулевые щипцы и вытащил пулю. Ого, кровотечение, но, вроде, венозное придавил сосуд и наложил на мышцу кетгутовый шов (кетгут[11], стерильный шелк для швов, йод, всякую перевязку и эфир с маской выменяли в госпитале на полпуда СЦ), края мышечного разреза почти сошлись, кровотечение прекратилось. Засыпали СЦ и стали тонким кетгутом шить фасцию, чтобы не было мышечной грыжи, кое-как справился. Теперь кожные швы: всего шесть, три не затянул и оставил тканевую полоску с СЦ для дренажа. Вроде прошла вечность, а на деле — десять минут с момента наркоза. Наложили повязку, пульс нормальный, хорошего наполнения, парень спит и пусть спит, перенесли его в бричку, положили голову набок: после эфира бывает рвота, чтобы не захлебнулся. Фельдшер все собрал, молодец, быстро работает. Отмыл руки от крови.
— Спасибо, Петр Степанович, отлично сработали, — поблагодарил фельдшера.
— И вы отлично все сделали, Александр Павлович, не хуже, чем покойный Афанасий Николаевич. (Он теперь меня всегда с нашим погибшим доктором сравнивать будет, что поделать…).
Опять тронулись в путь, минут через двадцать подъехал узнать, как прооперированный. Семиряга ответил, что хорошо, пульс он периодически проверяет. Нечипоренко тоже смотрел на операцию вместе со Стрельцовым, вообще, зрителей в отдалении было хоть отбавляй, поэтому все спрашивали, как там Матвей, жив ли?
— Помрет наш Матвеюшка, не иначе?
— Типун вам на язык, Аристарх Георгиевич, — с чего бы ему сейчас помереть, а так конечно, помрет, лет через пятьдесят, георгиевским кавалером в своей станице с внуками и правнуками, которым будет про Африку рассказывать.
— Так он не шевелится, и пока вы его резали, вообще тихо лежал, вот казаки и решили, что Матвей кончается, раз боль ему нипочем уже.
— Успокойте их, скажите, это такое лекарство, которое сон вызывает, человек спит и боль не чувствует — вот проснется и про операцию даже не вспомнит, вот увидите.
Нечипоренко перекрестился и сказав что-то про чудеса господни, уехал к своим казакам.
Матвей спал еще три часа и проснулся когда мы встали на отдых, поесть-попить и дать животным напиться и отдохнуть. Подошел и стал его спрашивать про самочувствие. Он спросил, почему его резать не стали, что совсем плохо, помираю? Успокоил, так же как и Нечипоренко, сказав, что все уже позади, все сделали и осталось только поправляться. Отдал ему пулю на память — манлихеровскую, калибром 6,5 мм.