— Да, это место все знают, — ответил Букин, — и остающиеся артиллеристы тоже, вот на карте все отмечено. Это два дня хода от того места, где мы встретились с отрядом раса Мэнгеши.
Букин продемонстрировал довольно подробно составленную карту с указанием высот и привязки к ориентирам.
— Вот еще карты всего нашего похода, — штабс-капитан выложил на стол несколько больших подробных листов хорошо вычерченной карты. Это Швыдкого работа, он рисовал, ну и я, конечно, как штабист, что-то чертил. А вы думали, что я ваших охотников просто так, взял и бросил. Для нас со Швыдким это и была настоящая работа — сделать карты нашего похода от Джибути до Мэкеле и потом от Мэкеле до отрогов гор, где нас встретили. Понятно, когда драпали, не до топосъемки было, да и Швыдкой в плен попал, но я пунктиром обозначил примерное направление. Вот и фотоаппарат Матвея Швыдкого дотащил, только треногу пришлось бросить — зарыта в песке вместе с пулеметами. Матвей как в плен попал? Пока мы отдыхали, он полез на горку координаты наносить, а там передовой дозор итальянцев его и сцапал, он закричал: «Спасайтесь, братцы», ну мы опять убегать, я только обернулся, смотрю, Матвею рот затыкают и руки крутят.
— Спасибо, Андрей Иванович, напишите мне рапорт об этом, я на вас и на него наградные листы напишу, пока еще при делах. А может, останетесь, топограф и штабист мне здесь очень нужен будет! — смотрю, Букин как-то колеблется, он-то думал, я его позвал разносить за то, что крестьян и мастеровых бросил.
— Александр Павлович, если так, то, конечно, останусь, я ведь думал вы на меня «зуб держите» за Павлова, только, по правде вам скажу, надоели мне эти бестолковые крестьяне хуже горькой редьки. Хуже солдат-первогодков, те хоть унтеров как огня боятся и отец-командир, что ни скажет — то приказ. А эти только своего Петровича и слушают, тем более, деньги у него, а мастеровые и крестьяне привыкли, что — у кого деньги, тот и главный. Я ведь им велел меня дожидаться, пока не вернемся из похода, а они, значит, сами пошли счастья искать.
Это понятно, гражданские они и есть гражданские — подумал я. Так что надо критичнее относиться к «плачу Ярославны»: «Сами мы не местные, поможите, кто чем может»[6] и «ОфицерА нас помирать бросили, сирых и убогих». А сами эти крестьяне себе на уме, случай со сластями в Константинополе ничему не научил — им хоть кол на голове теши, а нужно, чтобы пять грамотных поколений прошло, прежде чем измениться сознание — «от бар ничего хорошего не жди», они ведь и меня барином считают, которого и надуть незазорно, а наоборот, получишь уважение от «обчества».