Украина внесла свою лепту в этот троллинг. Получив Крым в качестве отступного от ельцинских «либералов», мало чем отличавшихся от сегодняшних украинских «радикалов», Украина очень быстро забыла о «трофейном» происхождении этой территории. Историческим курьезом выглядели торги по поводу военно-морской базы в Севастополе, за которую Россия платила Украине так, как будто бы это была американская база на Филиппинах. Все эти годы сменяющие друг друга украинские правители занимали одинаково двусмысленную позицию, требуя от России экономической поддержки и одновременно демонстрируя свою политическую лояльность США. При этом время от времени в Киеве случались приступы русофобии, которые провоцировали ускоренную украинизацию в регионах, заселенных русскими и русскоязычными украинцами. Особенно остро это ощущалось все в том же Крыму, где к середине нулевых от первоначально обещанной автономии практически ничего не осталось.
С высоты сегодняшнего дня можно утверждать, что на самом деле холодная война не прекращалась все это время ни на минуту. Она просто стала менее интенсивной, выродившись в cold war light. В определенном смысле мир «после Крыма» стал более честным. Два десятилетия американцы притворялись, что сотрудничают с русскими, а русские делали вид, что разделяют американские ценности. И то и другое было ложью, и сейчас эта ложь вылезла наружу. Можно долго спорить о том, кто в каждом конкретном случае был прав, а кто виноват, но трудно оспаривать то, что русские не смирились с поражением и все это время воспринимали свое положение как унизительное и оскорбительное, затаив в душе «свинство».
Первый дифференциал русской истории
Лев Толстой писал, что огромные массы людей обычно приходят в движение потому, что их объединяет некое простейшее, но всеобщее чувство, в основании которого лежит единый универсальный интерес. Он называл эту элементарную общественную частицу, заставляющую народы совершать исторические поступки, «дифференциалом истории». По сути, вычисление дифференциала современной ему русской истории было одним из главных скрытых мотивов творчества Толстого.
С начала 90-х годов прошлого столетия Россия находилась в непрерывном поиске некой «новой идеологии», которая могла бы пробудить заснувшую русскую пассионарность. Все попытки сконструировать эту идеологию из обломков умозрительных теорий, позаимствованных либо из своего прошлого, либо из чужого настоящего, заканчивались неудачей. И вдруг выяснилось, что решение лежало на поверхности. Всеобщим дифференциалом посткоммунистической России оказалась тоска по имперскому величию, желание ответить за все нанесенные русской душе обиды, прервать цепь унылых поражений.