– Ах, Эрих, как вы хорошо танцуете, – с придыханием шептала в самое ухо мадам Кронман. – Мы ведь с вами еще встретимся? В более, так сказать, приватном кругу… Ведь правда? Ну, скажите же – да.
– Ну, конечно же, встретимся, мадам.
– Зовите меня просто – Элиза…
Элиза… Далеко уже не молода, лет тридцать пять – тридцать, однако стройна, грациозна. И такое точеное, поистине аристократическое лицо! Словно у греческой статуи. А грудь? Большая, мягкая, она перекатывалась под платьем, словно ртуть, и казалось, вот-вот выскочит из глубокого декольте.
Точно так же выглядела и юная фривольница Фредегонда, которой еще не исполнилось и пятнадцати лет. Белобрысая, с красивым кукольным личиком и большими голубыми глазами, девчушка еще не обладала столь пышной грудью, как мадам Кронман, но зато вырез был куда как ниже, едва-едва не обнажая трепетные чувственные соски. Голые сахарно-белые плечи ее бесстыдно сверкали каррарским мрамором.
– Ах, какие у вас сильные руки, Эрих… И такие горячие! А я – холодная. Не знаю, почему. Правда-правда – холодная. Погладьте мои плечи… спину… Холодная?
– Х-холодная… да… Вам бы надобно шаль.
– Шаль? Ах, отставьте! Мне ж в конце-то концов не тридцать лет!
Танцуя с хозяйкой, Никита Петрович совсем случайно перехватил брошенный на них взгляд. Взгляд некоего щеголя, молодого хлыща в модном кафтане, ошивавшегося в углу…
Слуги всех приглашенных господ ожидали в людской. Нет, ну, иногда заглядывали и в залу – любопытно!
– Видела, как вы танцевали с этой драной кошкой! – высказала Марта уже дома. – А как к вам прижималась та, востроносая? Вот ведь, старуха сорокалетняя – а все туда же, хвост подняла!
– Ну… там не одни старухи были, – спрятал улыбку Бутурлин.
Девчонка обожгла рассерженным взором:
– Видала я молодушку! Годков еще маловато, а ведет себя, как старая портовая шлюха. Совсем забыла, что такое стыд! Как она прижималась, бесстыдница…
– Так это танец такой…
– Танец!
Никита прищурился. Рассерженная Марта выглядела настолько обворожительно, что хотелось немедленно схватить ее в охапку и унести на ложе любви. Щеки девушки раскраснелись, губки сердито надулись, грозно подрагивали ресницы, большие жемчужные глаза сверкали, метая молнии. Девчонка еще не успела переодеться в служанку – так и стояла в коротких, до колен, штанах, босая, в тоненькой сорочке, расстегнутой чуть ли не до пупка. Темные локоны ее, подстриженные до плеч, растрепались и спутались, выбившаяся прядь упала на лоб, на глаза, и Марта время от времени пыталась ее сдуть, забавно вытягивая губки.
Нет, вот кто истинная красавица! Куда там всем остальным.