– Завтра я уезжаю в Любек, – неожиданно огорошила Анна. – Ближайшим же кораблем.
– В Любек? – Бутурлин похлопал глазами. – Но…
– У меня там дом, я скопила денег, купила через поставных лиц, – поспешно пояснила возлюбленная, голос ее дрожал, однако голубые глаза смотрели холодно и твердо. – Если ты вдруг захочешь поехать со мной…
– В Любек?!
Никита Петрович покусал губу, где-то в глубине души уже понимая, что не будет больше никакой любви, останутся лишь воспоминания, сладкие грезы о былом, о том, что было и что не было, о том, что, наверное, могло бы быть…
– Наверное, мы с тобой могли бы быть славной парой, – приблизившись, с грустью промолвила Аннушка. – Если бы вы, русские, не разрушили Ниен…
– Но твой отец разорился намного раньше… – Бутурлин тут же возразил, однако собеседница вовсе не восприняла его слова, продолжая упрямо гнуть свою линию.
– Пусть разорился, все равно… Дело не в отце, – надула губки дева. – В нас! Где мы будем жить, ты подумал? Думаю, что нет.
– Но… Может быть, отстроился бы Ниен… – молодой человек возражал слабо, понимая, что во многом, почти во всем, его бывшая невеста права… Да и была ли она его невестою? Он, Никита, лишь просто так ее называл… в мечтах… в грезах… На самом же деле они с Анной не были даже помолвлены… Влюбленными их сделало воображение. И вот – грезы развеялись, увы!
– Ну что? Что ты можешь мне предложить сейчас? – выставив ногу вперед, вскрикнула вдова. – Ты знаешь, я не смогу жить в Риге, если ее возьмет московитский царь! Здесь же все будет по-другому.
– Почему ты так думаешь? – Никита Петрович возразил со всей возможной пылкостью. – Думаю, Риге будет предоставлено самое широкое самоуправление во всех делах. Да сама вспомни, когда Рига была вольным городом? Не помнишь? Вот и я тоже не помню. То поляки, то шведы…
– Не забывай, шведы – лютеране, наши братья по вере. А русские – ортодоксы. Тем более у вас фанатик – патриарх Никон, у вас еретики, костры, у вас преследования за веру… Как когда-то в Париже – Варфоломеевская ночь! Я не хочу, чтобы меня сожгли на костре!
– Да какой костер?! С чего ты взяла-то?
Аннушка потупила взор, губы ее дрогнули, будто вдовушка вдруг собралась сказать что-то важное… да так почему-то и не сказала. Лишь вздохнула да глянула исподлобья, с укором:
– Если ты хочешь быть со мной – едем! Завтра же, в Любек.
– Но я же…
– Я знаю – ты не можешь, – вдова покусала губу. – И, видишь, невозможного от тебя не прошу. Ты просто не сможешь жить, как обычный человек, верноподданный обыватель. Для тебя это скучно, ведь так?