Новый старый 1978-й. Книга четвертая (Храмцов) - страница 119

Когда я вышел за кулисы, то Ольга Николаевна, вытирая глаза платочком, от души расцеловала меня.

— Ну ты и дал, — сказала она мне, растроганно. — Пока ты исполнял свою песню, то у меня мурашки ползали по спине. А потом я заплакала. Я не ожидала от исполнителя популярных песен такого душевного надрыва. Знала по названию, что она будет о Ленинграде, но чтобы простыми словами передать ту боль, это было просто потрясающе.

— Спасибо вам, я старался, — ответил я на такое искреннее выражение своих чувств человека, который уже ко всему привык в этой жизни. — Да, песня немножко грустная, особенно конец. Но так и было тогда, в Блокаду. Вторая будет поспокойнее, но тоже довольно эмоциональная. Правда, мизансцену к ней я пока не придумал, но уже есть общий план, как это должно выглядеть.

— Хорошо, у тебя есть минут сорок, я к тебе позже подойду.

Я пошёл в свою гримерку. За кулисами стояли те, кто будут выступать следующими и которые слышали мое исполнение. Они поздравляли меня, жали руки и хлопали по спине. Среди них был и Лещенко. Он, подойдя ко мне, сказал:

— Это было сильно. Поздравляю. Про свою песню не спрашиваю, так как все понимаю.

— Спасибо за поздравления. А песня будет в субботу, так что будте готовы.

— Хорошо. Буду ждать.

По дороге меня перехватила Сенчина, и так как никого вокруг не было, то страстно поцеловала в губы.

— Это за песню, — сказала она. — Я сама не коренная ленинградка, но знаю, что такое «Дорога жизни». Ничего более проникновенного, и в то же время простого, я не слышала. Я так тебя люблю, ты не представляешь. Я всю эту неделю рвалась в Москву, ты мне даже сниться стал по ночам.

— И я тебя люблю и очень скучал, — приврал я, но совсем немножко, так как я действительно вспоминал о ней и о той нашей встрече в её номере в «России». — Через час я освобожусь и мы будем с тобой только вдвоём. А то тут даже поцеловаться спокойно не дают, вечно кто-то под ногами вертится.

Она улыбнулась и пошла к себе, а я к своей банде. Как я и думал, в гримерке меня встретил восторженный гвалт и хор голосов моих помощников. Все пытались одновременно рассказать друг другу и мне, как они всё делали и как у них это получилось. Эмоции били через край. Девочки осмелели и решились поцеловать меня за такое выступление, правда только в щеку, но и это для них было равносильно подвигу.

— Все молодцы, — сказал я чуть успокоившимся ребятам, — всё сделали на пять, небольшие огрехи не считаются. Мы их сейчас разберём, а в субботу получится идеально.

И мы принялись обсуждать то, что по моему мнению, следует улучшить. Пока мы это делали, я параллельно думал о второй моей песне. В первой части моего второго мини-представления мне нужны будут пять немцев с МП-40, которые ведут пленных, а потом расстреливают наших пятнадцать раненых солдат, из которых пять девушек-санинструкторов. А потом на фоне кадров побеждённого Берлина они дают салют в воздух из винтовок и пистолетов-пулемётов. Естественно, стрелять даже холостыми им никто на сцене не позволит, они просто будут имитировать выстрелы их муляжей, поднимая их вверх над головами.