— Что значит — буду твоей?
— Я буду брать тебя на встречи и ужины, будешь приезжать ко мне, когда прикажу.
— И как долго это будет длиться?
— До тех пор, пока я не разберусь с альфой Северного округа.
Я смотрю на него, не в силах поверить в услышанное. А потом подхватываю подушку и запускаю в него.
Я стояла под душем и пыталась представить, что это водопад.
На первом курсе я попала на занятия по медитации, там как раз было упражнение для обретения душевного равновесия. Но то ли я давно его не делала, то ли сейчас просто никакое равновесие мне не светило, но меня продолжало всю колотить. Даже когда я сделала воду погорячее, внутренняя дрожь никуда не исчезла.
Не представляю, сколько времени прошло. Полчаса? Может больше. Оказавшись в своей квартире, я прямо с порога начала стягивать с себя одежду и терять ее по пути в ванную, хотя обычно аккуратно складывала на стуле или сбрасывала в бельевую корзину.
Я принимала душ в «Кингтоне», но мне показалось этого мало.
Я хотела смыть невидимый след на своем теле от прикосновений Доминика и делала это снова, и снова.
Но конечно же получалось примерно как с водопадом.
Фигово получалось.
Бросив эту затею, я прислонилась лбом к прохладному кафелю, прокручивая в голове прошедший вечер и новость, что сама продала себя в рабство на неопределенный срок.
Точнее, сроки мы конечно же обговорили. После того как Экрот перехватил массивную подушку с таким видом, словно я швырнула в него воробьиным перышком или носком, и заявил:
— Мне нравится твоя страстность, Шарлин. Но учти, что стоит показывать ее, только когда мы наедине. Когда мы на людях, лучше прячь свой характер. Иначе я буду вынужден пересмотреть условия нашей сделки.
Бесов шантажист!
После такого мне захотелось бросить в него тяжелым светильником с прикроватной тумбочки, но сдержалась. Владыка, не представляю, как я сдержалась, но завернулась в покрывало (хоть какую-то замену одежды) и процедила:
— Сроки. Нам нужно обговорить более конкретные сроки.
— Конкретных не будет. Ни для меня, ни для тебя. Когда Кампала перестанет прятаться и придет ко мне, — его глаза сверкнули в полутьме спальни, — тогда все и решится.
— А если не придет?
— Придет. Самое страшное оскорбление для альфы — объявить себя трусом, а он считает себя альфой.
— Я должна присутствовать на этой встрече, — выдвинула я условие раньше, чем успела его обдумать.
— Хорошо. Только если будешь молчать.
— Хорошо, — повторила я эхом. — Нужно еще обсудить, что будет входить в мои обязанности как твоей игрушки.
— Моей любовницы, Шарлин, — поправил меня Доминик. — Не стоит занижать свой статус.