Моррисон потер глаза. Спокойствие и ровный голос Барановой напомнили ему, что давно пора спать, и он почувствовал накопившуюся усталость. Но спросил:
— А как быть с тем, что моя страна вознегодует, узнав о похищении?
— Послушайте меня, доктор Моррисон, и поймите. Зачем им это? Мы нуждаемся в вас, но они не знают, по какой причине. Они не предполагают ценности в ваших нейрофизических исследованиях. Считают, что мы избрали ошибочный путь, о какой пользе здесь говорить? Но вряд ли воспротивятся тому, чтобы именно американец проник в проект минимизации. Если этот американец сделает открытие, информация обретет ценность и для них. Вы не думаете, что ваше правительство способно рассуждать подобным образом, доктор Моррисон?
— Не знаю, что они думают, — осторожно ответил Моррисон. — Это меня не интересует.
— Но вы разговаривали с Фрэнсисом Родано после того, как покинули меня. Видите, мы даже это знаем. Вы не будете отрицать, что он предлагал вам согласиться на поездку в Советский Союз?
— Вы имеете в виду, что он пытался завербовать меня?
— Разве нет? Разве он не делал такого предложения?
Моррисон снова проигнорировал ее вопрос, отделавшись ответной репликой:
— Если вы убеждены, что я шпион, то устраните меня после того, как я выполню возложенную на меня миссию. Разве не такова участь шпионов?
— Вы насмотрелись старомодных фильмов, доктор Моррисон. Во-первых, мы проследим, чтобы вы не узнали ничего лишнего. Во-вторых, уничтожать шпионов — большая роскошь. Они полезный товар для обмена на любого нашего агента, оказавшегося в руках американцев. Думаю, и Соединенные Штаты занимают схожую позицию.
— Начнем с того, что я не шпион, мадам. И не намерен им становиться. Я ничего не знаю о деятельности американских спецслужб. Кроме того, я ничего не собираюсь делать для вас.
— Не уверена в этом, доктор Моррисон. И полагаю, вы согласитесь работать с нами.
— Что вы задумали? Будете морить меня голодом, пока не соглашусь? Будете бить? Заключите в одиночную камеру? Отправите в лагеря или на выселки?
Баранова нахмурилась и медленно покачала головой, всем своим видом выражая неподдельный ужас.
— Что вы, доктор, о чем вы говорите? Неужели мы вернулись в те времена, когда Союз именовали не иначе, как империей дьявола, и пугали им детей? Не спорю, мы могли бы поддаться искушению надавить на вас. Но вряд ли потребуются столь жесткие меры.
— Откуда такая убежденность? — спросил устало Моррисон.
— Вы — ученый, и вы — смелый человек.
— Я? Смелый? Мадам, мадам, что вы знаете обо мне?
— Что у вас необычные взгляды. Вы строго придерживаетесь их. Ваша карьера катится в тартарары. Вы никого не можете убедить. И, несмотря на все это, храните верность своим идеям и не отступаете от того, что считаете правильным. Разве не так ведут себя смелые люди?