Грант заметил:
— По пути сюда мне пришлось миновать столько постов охраны, что…
— Что ж, место действительно почти надежное. Еще штук пять кордонов и блоков — и я бы мог поручиться за его полную безопасность.
— А что сейчас не так с Бинесом?
— У него поврежден мозг. Придется делать сложнейшую операцию — для этого вы нам и понадобились.
— Я?.. — Брови Гранта поползли вверх от удивления. — Но послушайте, генерал, я понятия не имею о нейрохирургии! Я не отличу мозжечок от полушарий.
Картер промолчал, и Грант понял, что все его отговорки пропадут втуне.
— Пойдемте со мной, — пригласил генерал.
Грант прошел за ним к двери, затем вниз по узенькой лестнице, по коридору, в другую комнату.
— Центральный наблюдательный пост, — не вдаваясь в подробности, пояснил Картер. Все стены комнаты были заполнены телевизионными панелями. Вокруг кресла в центре комнаты полукругом изгибалась еще одна панель, с множеством переключателей, помеченных маленькими табличками.
Картер сел в кресло, Грант остался стоять.
— Я хочу еще раз кое-что вам объяснить, — сказал Картер. — Вы, конечно, понимаете, что между нами и ими — нечто вроде «железного занавеса».
— И довольно давно. Конечно, я все понимаю.
— Как бы то ни было, этот «железный занавес» — не такая уж плохая штука. Мы все время настороже, секретность учитывается при любом важном деле. Мы много работаем в этом направлении и немалого достигли. И мы, и они. Но если «железный занавес» и будет когда-нибудь прорван, лучше все-таки, чтобы это сделали мы, а не кто-то другой. Надеюсь, вы меня понимаете?
— Понимаю, генерал, — сухо ответил Грант.
— Бинес открыл уникальную возможность для такого прорыва. И если бы нам удалось узнать, в чем кроется его секрет…
— Позволите задать вопрос, сэр?
— Давайте.
— Что это за секрет? Хотя бы приблизительно, в чем тут дело?
— Сейчас объясню. Я все вам объясню, имейте терпение. Любые новости надо узнавать в свое время. Так что я продолжу… Если бы Бинес сумел рассказать нам побольше о своем открытии, «железный занавес» практически перестал бы существовать — и уничтожили бы его мы. Но если он умрет, так ничего и не рассказав, или выживет, но все забудет из-за повреждения мозга — положение останется прежним и «железный занавес» простоит еще бог знает сколько времени.
Грант сказал:
— Что ж, если не считать отвлеченного сожаления об утрате столь выдающегося ученого, по-моему, ничего непоправимого не случится — «железный занавес», как вы сами говорили, не так уж плох.
— Да, конечно, если бы положение было именно таким, как я описал. Но все может обернуться иначе.