— Да наплевать мне на вашего старого приятеля Манфреда Дункеля, его старого приятеля Эбсалома Гелба и предмет их притязаний Эвтерпу Вайс, — заявил я мрачным тоном.
— Старина, это говорите не вы, а ваш синусит, — произнес Джордж.
Манфред Дункель и Эбсалом Гелб являлись, по словам Джорджа, слушателями Нью-Йоркского института оптиков. Там между двумя молодыми людьми быстро завязалась дружба. Разумеется, двое молодых людей не могли не почувствовать себя братьями, ведь они разгадывали тайны линз и рефракции. Вместе занимались тяжелыми случаями миопии, пресбиопии и гиперметропии.
Они изучали оптометрические таблицы. Разрабатывали новые для тех пациентов, которые были не знакомы с кириллицей или греческим алфавитом. Выбирали идеограммы для жителей Востока. Обсуждали, как могли обсуждать только специалисты, достоинства и преимущества использования специальных знаков: тупых и акутовых ударений, диактрических знаков и седилий для французов; умляутов для немцев, тильдов для испанцев и так далее. Как однажды весьма эмоционально заявил мне Эбсалом, отсутствие таких специальных знаков было проявлением чистого расизма, что, в свою очередь, приводило к несовершенной коррекции зрения у пациентов, не отличавшихся чистым англосаксонским происхождением.
Несколько лет тому назад титаническая борьба по данному предмету заполняла колонку писем в «Американском журнале оптической казуистики». Может быть, ты помнишь написанную совместно нашими друзьями статью, в которой они громили старые таблицы. Называлась она: «Глаз! Вырви этот подслеповатый символ!» Манфред и Эбсалом стояли плечом к плечу против общего консерватизма профессии и, хотя не достигли в этом значительных успехов, подружились еще крепче.
Окончив институт, они основали фирму «Дункель и Гелб», подбросив монету, чтобы решить, чья фамилия будет стоять первой. Чрезвычайно процветали. Возможно, Дункель лучше умел шлифовать поверхности до идеального состояния, но Гелб был признанным мастером изготовления очков в стиле ар деко. Как любили говорить о них, они на все смотрели одними глазами.
Неудивительно, что и влюбились они в одну женщину. Эвтерпа Вайс пришла заказать новые контактные линзы, и, когда юноши разглядывали ее (нельзя сказать «пожирали глазами» о профессиональной манере, с которой они изучали ее прелестные глазки), оба поняли, что столкнулись с совершенством.
Будучи не оптиком, не могу сказать, в чем заключалось это совершенство, но каждый из них, по отдельности конечно, впадал в разговоре со мной в лирику, что-то бормотал об оптических осях и диоптриях.