Прискакал отряд конногвардейцев, нескольких бунтовщиков (главным образом из «простых») похватали и отвели в тюрьму Ньюгейт – что для дальнейшего развития событий имело самые печальные последствия. Остальные бунтовщики разбежались, но к вечеру собрались вновь и уже без всякого Гордона во главе стали протестовать на свой манер. Напали на единственную в Лондоне католическую церковь – собственно, не церковь (кто бы разрешал английским католикам заводить их в Лондоне?), а маленькую капеллу, частную собственность посла Сардинского королевства, католика, как все итальянцы. Понятие экстерриториальности посольств и принадлежавших им зданий уже тогда вошло в юридическою практику – но погромщики наверняка и слова-то такого не знали. Современник и очевидец: «Посол Сардинии просил отребье не предавать огню икону Спасителя и великолепный орган, суля за икону пятьсот гиней, а за орган тысячу. Но эти люди ответили, что охотно сожгли бы и его самого, если бы удалось до него добраться, и собственноручно уничтожили как то, так и другое».
Поневоле приходится признать, что этой чернью и в самом деле руководили идейные мотивы: очень уж легко «отребье» отказалось от полутора тысяч гиней, суммы для них фантастической.
Вот только потом на улицы хлынули толпы обитателей обширных лондонских трущоб, уже никакими идеями не озабоченных. Ими двигали «нужда, невежество, злое озорство, надежда на добычу». Вероятнее всего, главным образом последнее…
Сохранилось письмо испанца Игнасио Санчо знакомому на родину – очевидца последующих событий, случайно оказавшегося в самой гуще беспорядков.
«Находясь в гуще жесточайших и нелепейших беспорядков, я принимаюсь сейчас за весьма несовершенное описание дел, творимых безумнейшими из безумцев, что когда-либо отравляли собою безумнейшие времена… В настоящую минуту по меньшей мере сотня тысяч неимущего, несчастного, оборванного люда, возрастом от двенадцати лет до шестидесяти, с голубыми кокардами на шляпах, сопровождаемого вполовину меньшим числом женщин и детей, разгуливает и по улицам, и на мосту, и в парке, готового пуститься на любые бесчинства… Я был принужден укрыться: вопли толпы, ужасающее бряцанье оружия, топот несметного, быстро движущегося людского скопища погнали меня к моей двери, в то время как торговцы по всей улице закрывали лавки…»
Бесчинства начались очень быстро: толпа начала громить, грабить и жечь дома в католическом районе, и с особенным удовольствием – грабить принадлежащие католикам лавки. Лондонский муниципалитет категорически отказывался вызвать войска, собрать городское ополчение или каким-то другим способом прекратить беспорядки. Есть версия: там заправляли крупные купцы, для которых торговцы-католики были конкурентами, и теперь представилась великолепная возможность чужими руками с конкурентами покончить. Примерно так обстояло, когда мятежники Тайлера заняли Лондон, и под шумок заправилы цехов натравили толпу на конкурентов, фламандцев и испанцев.