— Что же, я могу поставить вопрос о моём пребывании в школьной парторганизации на следующем партсобрании, — сказала я, — и, если большинство коммунистов вынесет решение перевести меня из своей организации в другую, я вынуждена буду подчиниться.
Собеседование на этом закончилось. Я вышла из кабинета директора в учительскую. Возмущение никак не давало мне успокоиться. Трепетала каждая жилка, каждый нерв.
Касимова с Завалиной вышли следом за мной. Вероятно, поинтересоваться, как я себя поведу. Буду вслух высказывать своё возмущение? Разревусь перед ними? Буду их в чём-то стыдить? Упрекать?
«Эх вы, работники Райкома! Неужели не понимаете, как гадко и низко вы сейчас себя ведёте?» — мысленно обращалась я к ним.
И рождалось, росло и крепло во мне высокое чувство превосходства над ними. Оно помогло внутренне собраться, успокоиться, найти силу воли не показать им своего душевного состояния, не сказать ни слова. Они так и не ушли из учительской, пока я была там.
Из школы мы вышли вместе с Ниной Александровной Зайцевой.
— За что это они на вас так? — спросила она.
Я рассказала. Она повозмущалась вместе со мной. И тут я первый раз в жизни сама попросила о помощи.
— Если они поднимут вопрос обо мне, так вы уж, пожалуйста, не молчите, — попросила я её.
— Ну конечно, — пообещала она.
Дома я не удержалась и позвонила Соловьёву:
— Это по вашей рекомендации предложили мне ваши работники уйти из школьной парторганизации?
— А что особенно они сделали? Многие пенсионеры переходят в территориальную парторганизацию.
— Переходят те, которым всё равно, где состоять на учёте я не знаю никакого другого коллектива, кроме этого, этой парторганизацией я была принята в партию, с ней связана вся моя трудовая и общественная жизнь. Я и сейчас не пассивный член нашей парторганизации. За что же вы хотите вывести меня из её состава? Пожалуйста, проведите тогда у нас открытое партсобрание для решения этого вопроса, и пусть мне прямо скажут, где я стала поступать не как учитель и коммунист. Я не боюсь встать перед всем своим коллективом и отчитаться за свою партийную жизнь. Вот тогда бы, пожалуй, лучше было видно, кто ведёт себя как коммунист, а кто только числиться им.
— Мы не позволим, чтобы вопрос о вашем переводе был вынесен на открытое партсобрание. Райком вынесет решение об этом, и вы вынуждены будете подчиниться, — ответил Соловьёв.
Такой открытой демонстрации метода администрирования я даже не ожидала. Это в наше-то время? И от кого? От первого секретаря райкома. Его слова показались мне настолько нелепыми, что я даже рассмеялась.