– Должна ли я рассердиться, что ты послала своих служанок рыться в моем гардеробе без моего разрешения? – полушутя, полусерьезно пробормотала Риэль.
– Мне все равно, сердишься ты или нет, – сказала Людивин, поправляя юбки Риэль. – Все эти годы я была твоей наставницей в вопросах моды, и я до сих пор не верю, что ты способна выбрать подходящее платье для конкретного случая.
– Некоторые сказали бы, что мое чувство стиля уникально и опережает время.
– Именно, но столь своеобразный вкус в одежде вряд ли стоит демонстрировать во время королевского допроса. – Людивин подняла бровь, глядя на одну из служанок. – Мне нужны гребни с драгоценными камнями, те, что на столе.
Как только Людивин забрала длинные темные волосы Риэль гребнями, та посмотрела на свое отражение в зеркале. Она показалась себе маленькой и какой-то незнакомой, скромность ее платья резко контрастировала с красными царапинами на лице и глубокими тенями под сверкающими зелеными глазами.
– Надеюсь, ты готова, – раздался холодный голос отца.
Риэль зажмурилась и глубоко вздохнула, но прежде чем она успела пошевелиться, Людивин заключила ее в нежные объятия и поцеловала в щеку.
– Помни, – прошептала Людивин, – если кто-то захочет навредить тебе, ему придется иметь дело со мной. И Одриком. И Талом. И многими, многими другими. Король не будет действовать необдуманно. Доверяй ему. Доверяй нам.
Риэль еще мгновение постояла, прижимаясь к Людивин, потом вышла из-за ширмы. Отец предложил ей руку, и она неохотно приняла ее.
– Отец, – начала она, – прежде чем мы спустимся вниз…
Он резко прервал ее.
– В данный момент все в этом замке жаждут повода для сплетен. Не говори ни о чем важном, пока они ведут нас вниз.
– Они? – переспросила девушка, но, выйдя из покоев Людивин, тут же все поняла.
Двадцать солдат королевской гвардии ждали их с обнаженными мечами.
Риэль запнулась лишь на мгновение, когда стражники вывели их в коридор с окнами, где утреннее солнце окрасило полированный камень в золотой цвет.
Она вздернула подбородок и стиснула зубы. Главное, Одрик был жив. Она не сожалела о содеянном.
«Очень хорошо, – возник успокаивающий голос в ее голове. – Ты ни о чем не должна сожалеть. Это все в прошлом».
Ее снова залихорадило. Это было невыносимо – слышать голос и не понимать, откуда он исходит.
И все же…
«Кто ты?» – мысленно спросила она.
Ответа не последовало.
Тишина раздражала ее, и, хотя это прозвучало по-детски, она не могла удержаться, чтобы не сказать отцу:
– А я ничего не боюсь.
– Дочь моя, – сказал он, и в его голосе послышалось какое-то новое, незнакомое ей прежде выражение безграничной усталости. – На самом деле тебе следует бояться.