— До завтра я совершенно свободна, — сказала Эгле. — Могу подождать… только не здесь. В кофейне напротив. Позвони, если она появится.
Он кивнул, думая уже о другом.
* * *
«В любое время дня и ночи — звони, не стесняйся. Почувствуешь себя странно — звони. Станет грустно — звони…»
Майя стояла посреди шумной улицы, между полосами, неподвижно, как дерево. Ее рюкзак остался в кабинете информатики, но телефон был в кармане. «В любое время дня и ночи — звони…»
Она вытащила телефон. Сжала в ладони — и так застыла.
«Ты ведьма. Ты зло, ты грязь, наказание будет суровым».
Мартин все это время ее обманывал. Настоящий мир — не тот, где инквизитор угощает ведьму чаем с печеньем, расспрашивает о делах, обещает светлое будущее. Настоящий мир… в этом ролике. И в страшных роликах, что показывал ей отец. И в глазах ее одноклассников: «Видела? Это про тебя. С тобой тоже так будет!»
Она сдвинулась с места. Пересекла улицу. «Ведьмы очень талантливы, актрисы, балерины, художницы. Раньше их преследовали, но теперь мир меняется. Ведьма может быть любимой, знаменитой, богатой…»
Майя выронила телефон. Трубка разбилась на асфальте. Когда люди в черных балахонах насиловали девушку — где был Мартин? Он ей помог?!
— Деточка, — послышалось за спиной.
Майя обернулась. Старушка в светлом плаще, в соломенной шляпке улыбалась ей, как родной:
— Ну что, пойдем?
В руках у нее была все та же тележка для продуктов, и колесо было по-прежнему сломано, как если бы старушка даже не пыталась его починить. Майя сделала шаг, потом другой. Ей показалось, что весь мир вокруг увяз в золотистой смоле и только Майя и старушка остались свободными.
* * *
Эгле поставила компьютер на столик в кафе и выпала из реальности: продюсер, которому она отказала вчера, прислал ей проект договора. Документ сопровождался письмом, где кроме многих лестных и дружеских слов содержалось категорическое уверение: работать придется в рамках бюджета, ни копейкой больше.
Эгле пришла в ярость. Удалила проект договора, потом восстановила документ из корзины. Они видели ее насквозь: ей хотелось реализовать свою идею, как голодному хочется есть, а курильщику — затянуться в самолете. Не ради денег, даже не ради славы. Если ей и вручат когда-нибудь статуэтку, она выйдет на сцену только затем, чтобы на глазах всего мира бросить награду на пол и громко сказать, как низко она ценит все на свете премии…
Она положила на колени планшет и принялась за наброски и так, в блаженном состоянии, провела несколько часов, пока официант деликатно не спросил, не хочет ли она что-нибудь заказать. Эгле, оголодавшая, радостно заказала себе ужин, и его как раз принесли, когда в кафе вошел Мартин.