— Простите, — сказал кладбищенский лум, не старый еще человек в темном осеннем плаще, с непокрытой головой, с внимательными ясными глазами. — Если вам не нужно утешение — я уйду.
Осколок древней традиции, утешитель на кладбище — а на самом деле сторож чужого горя. С древности люди знали, что мертвых надлежит отпускать, иначе навь, приняв их облик, явится к живым.
— Я еще не решил, нужно ли мне утешение, — сказал Мартин.
— Я не настаиваю. — Лум виновато улыбнулся. — Просто я никогда не видел, чтобы кто-то приходил к этой могиле… кроме вас. Она была сирота?
Мартин кивнул.
— Вы ее учитель?
— Я ее убийца, — сказал Мартин.
Лум, в своей жизни повидавший много, растерянно отпрянул:
— Значит, вы Мартин Старж…
Мартин опять кивнул:
— Вы думаете, мне не надо сюда приходить?
— Я думаю, — осторожно сказал лум, — что ее убийца — та ведьма, которая ее инициировала.
— Это философия, — отозвался Мартин. — Простите, мне пора. Возможно, я попрошу об утешении в следующий раз.
Он зашагал к выходу. В воротах кладбища, под черной кованой аркой, его догнал порыв ветра — и пробрал до костей.
* * *
В его квартире все напоминало об Эгле: ее тапочки в прихожей. Подушка до сих пор пахла ее духами, на чашке остался еле различимый след помады. Мартин повертел чашку в руках и снова не стал мыть: пусть прикосновение Эгле побудет с ним. До пятницы долгих три дня; непонятно, как он раньше жил без Эгле.
Коротко звякнул дверной звонок. Мартин на секунду подумал, что Эгле услышала его мысли — сорвалась посреди недели и прилетела.
За дверью никого не было. Мартин удивился: в этом доме арендовала квартиры солидная публика, никаких детей, способных на шалости с дверным звонком, он здесь представить не мог. Особенно поздним вечером. Входная дверь в подъезд надежно запиралась.
— Кто там? — спросил он громко.
Сверху, от чердака, потянуло сквозняком. Мартин поднял голову; двумя, а может, тремя этажами выше на лестнице стоял некто, кого Мартин не мог прочитать, определить, — мог только почувствовать на расстоянии.
Ведьма?
— Эгле, ты балуешься, что ли? — спросил он неуверенно. — Спускайся!
Ответа не было. Сквозняк тек по ступенькам, как вода.
Мартин прикрыл дверь квартиры. Сделал шаг вверх по лестнице и остановился, будто ногу приклеили к ступеньке. Нет, он туда не пойдет. Нет, он вернется, запрется, отключит звонок. Ему не часто приходилось испытывать страх, и он поразился, какое же это мерзкое ощущение.
Он вернулся в прихожую и взял из сейфа пистолет. Присоединил магазин. Руки подрагивали. Мартин с удивлением разглядывал дрожащие пальцы; бедные ведьмы. Они это чувствуют всякий раз, когда к ним сворачивает на улице инквизиторский патруль. Человек не должен бы такое чувствовать.